Алмазы для Бульварного кольца. Ринат Валиуллин

даже в самые трагические моменты истории. Его же сюда лечить привезли, операцию делать. Я слышал, онкология. Жаль дядьку! У нас с ними как раз отношения вовсю развиваются, думал, как окончу институт, сразу туда рвану, на годик для начала. Помнишь, я тебе говорил как-то? А теперь кто там дальше вместо него будет? – разомкнул объятия Олег.

      – Эй, эй, куда это ты рванешь, хотела бы я знать? А я?! – Лиза попыталась удержать его.

      – А женатым туда и на два года можно. Вот только обустроюсь – и сразу вызову тебя.

      – Хочешь сказать, я могу это расценивать как предложение руки и сердца? – рассмеялась Лиза.

      – Расценивай как хочешь, только все равно придется доучиться, иначе моя маман ни за что своего согласия не даст.

      – А разрешения обязательно спрашивать? – Олег услышал в ее голосе ревнивые нотки и поспешил успокоить:

      – Не ревнуй. Мама – она и в Африке мама.

      – А мы с тобой поженимся – и на необитаемый остров! – не сдавалась невеста.

      – Ага, с милым и в шалаше рай? Это, конечно, здорово, – Олег бросил в зеленый дипломат, подарок родителей из Болгарии, конспект и учебник португальского. – Надо заехать в институт, – объяснил он. – Обещал показать черновик диплома нашей завкафедрой: защита не за горами, а она его еще ни разу не видела, грозится не допустить к зимней сессии. Да и отец будет не в восторге, – Олег будто вспомнил самое важное.

      – Чувствую, на острове мы будем не одни. – Лиза задумчиво провела пальцами по его губам.

      – Ага, пока не построим свой шалаш. – Олег перехватил ее руку, поцеловал в ладонь и засмеялся, желая погасить назревающий спор. – Ты моего отца не знаешь. Он мне всю жизнь твердит одно и то же: «Сынок, у мужика должна быть рабочая профессия в руках, а остальное все приложится». – Олег защелкнул хромированный замок дипломата легким и точным ударом ладони. – В первый раз я недобрал баллов, и уже когда во второй раз поступал в иняз, засел у себя в комнате за секретером, обложившись учебниками, готовился часов по двенадцать-четырнадцать в день… Больше никогда потом столько не сидел. Я даже растолстел от этого!

      – И с тех пор у тебя щеки как у хомяка?

      – Глупая, это генетика, наука, проще говоря – родители! У меня мама круглолицая. Только не пойму, почему при темноволосых матери и отце мы с сестрой получились оба белобрысыми.

      – Все люди братья, а иногда еще немного соседи.

      – С соседями жили дружно, но не до такой степени, – усмехнулся Олег.

      – Тогда не знаю. Конечно, я могла бы продолжить мысль о «продажной девке империализма», о финно-уграх и прочих этнических влияниях, но, пожалуй, воздержусь: это будет слишком грубо по отношению к твоим родителям, которых я люблю и уважаю.

      – Ну, их здесь никто и не обсуждает. Со всем тем, что на них свалилось, особенно в войну и сразу после, они у нас герои. Только вот понять друг друга нам иногда бывает непросто.

      …Так вот, он ко мне тогда перед моим поступлением зашел в комнату, слегка навеселе, и сказал: «Сынок, я тут тебе