Неприятности – мое ремесло. Рэймонд Чандлер

Потом, рисуясь, закурил.

      Ронда Фарр прикрыла рот рукой и зевнула.

      – Это Эрно, мой телохранитель. Обеспечивает мне комфорт. Мило, да?

      Она неторопливо поднялась. Эрно помог ей с накидкой, растянул губы в безрадостной улыбке и посмотрел на Мэллори.

      – Привет, малыш! – процедил телохранитель.

      В его темных, почти матовых глазах горели жаркие огоньки.

      Ронда Фарр, покрыв плечи накидкой, чуть кивнула, изобразила на изящных губках подобие язвительной улыбки и пошла по проходу между столиками. Голову она гордо вскинула вверх, на лице читались легкая тревога и настороженность – так идет королева, которой угрожает опасность. Это было не бесстрашие, но категорический отказ выказывать страх. Ее артистизм был достоин восхищения.

      Двое скучающих мужчин посмотрели на нее с интересом. Брюнетка с угрюмым видом делала себе коктейль, способный повалить с ног лошадь. Сидевший напротив толстяк с потной шеей, судя по всему, просто спал.

      Ронда Фарр преодолела пять укрытых малиновым ковром ступенек – перед ней учтиво склонил голову старший официант. Она прошла сквозь золоченую завесу и скрылась из виду.

      Мэллори посмотрел ей вслед, а потом повернулся к Эрно:

      – Ну, шестерка, что скажешь?

      Реплика была нарочито оскорбительной. На лице Мэллори гуляла холодная улыбка. Эрно замер. Левая рука в перчатке дернулась, с сигареты упал пепел.

      – Шутить вздумал, малыш? – коротко бросил он.

      – Насчет чего, шестерка?

      Бледные щеки Эрно пошли красными пятнами. Глаза его превратились в узкие щелки. Он чуть шевельнул правой рукой, без перчатки, и сжал пальцы – блеснули аккуратно подстриженные розовые ногти. Он сказал негромко:

      – Насчет писем, малыш. Выкинь из головы! Считай, что их уже нет, малыш.

      Мэллори окинул его нарочито циничным взглядом, провел пальцами по жестким черным волосам и процедил:

      – А вдруг я не знаю, о чем ты там бормочешь, коротышка?

      Эрно засмеялся. Смех был наполнен металлом, звуком натянутой до последней крайности струны. Такой смех был Мэллори знаком: он часто служил прелюдией к музыке выстрелов. Глядя на быструю правую руку Эрно, он посоветовал:

      – Давай, знойный, дуй себе. А то вдруг мне захочется твою щеточку с губы стряхнуть.

      Лицо Эрно исказила гримаса. Красные пятна пугающе засветились на его щеках. Он поднял руку с сигаретой, поднял медленно – и пульнул горящим окурком Мэллори в лицо. Мэллори увернулся – и сигарета пролетела дугой над плечом.

      На скуластом холодном лице Мэллори ничего не отразилось. Издали, словно из тумана, словно голос принадлежал не ему, он произнес:

      – Поосторожней, шестерка. За такое и схлопотать можно.

      Эрно засмеялся тем же металлическим, напряженным смехом.

      – Шантажисты не стреляют, малыш, – прорычал он. – Разве я не прав?

      – Проваливай отсюда, вонючий макаронник!

      Холодный насмешливый тон этих слов ужалил Эрно и привел в ярость. Правая рука змеей метнулась вверх. Из наплечной