Застава. Василий Головачев

отозвался после непродолжительного молчания:

      – Костя? Рад слышать.

      – Ты где?

      – На работе.

      – Может, я вечером перезвоню?

      – Да нет, можем говорить свободно, я один в своём ящике.

      – Над чем работаешь?

      – Дорабатываю игровую матрицу… или ты о служебном задании?

      – Да я, в общем, просто так звоню, с утра что-то не работается. Задумал написать роман по следам своих хронопутешествий, а теперь мучаюсь.

      – В чём затык?

      – Нет тяги. – Ватшин подумал и признался: – И страшно!

      – Посоветуйся с Иваном Петровичем, мне кажется, наша информация не должна засвечиваться даже в романах.

      – Я хотел написать про цивилизацию в ядре Млечного Пути. К тому же мне он ничего не запрещал. Да и в Интернете можно сейчас найти любую информацию о пришельцах, гораздо более убедительную.

      – Интернет – случай особый, туда можно влезть анонимно и остаться неузнанным, а мы с тобой качаем инфу не оттуда. Вообще тебе не кажется, что анонимность Сети создаёт впечатление абсолютной вседозволенности и свободы?

      – Не кажется, так оно и есть, мои герои не раз об этом говорили. Именно мнимая вседозволенность и подсаживает на эту иглу малолетних юзеров.

      – Не только малолетних. У меня взрослые дети, но и они по вечерам торчат в Сети. Правы социологи, мы воспитали поколение, которое высшей ценностью считает отсутствие ответственности за свои высказывания и трёп в Сети.

      – Плюс неподконтрольность.

      – Это уж как пить дать. Пацанам, привыкшим к безнаказанности, к халяве, в первую очередь нравится бесконтрольность. Однако извини за моё брюзжание, я тут схватился вчера с соседом спорить, потом пожалел. Он считает, что нам надо быть терпимее к запросам молодёжи, толерантнее. А я человек нетолерантный, терпеть ненавижу хамов и халявщиков, считающих себя повелителями мира.

      – Я на той же позиции. Кто-то образно выразился, что толерантность – это наркотик, вроде обезболивающего, превращающего человека в беззащитное животное, согласное с любой пыткой. На самом же деле вся история человечества – история нетерпимости.

      – Красиво говоришь, Венедиктович.

      Ватшин смутился.

      – Привычка формулировать мысли в литературные пакеты.

      – Хорошая привычка, особенно для писателя. Чем занимаешься в последнее время?

      – Дома?

      – Я имею в виду походы.

      – Был в Сибири, смотрел плато Путорана, Долину Смерти на Вилюе, полуостров Таймыр.

      – Нашёл что-нибудь?

      – Очень много… хотя до наших времён вряд ли мои находки дожили. Я спускался на десять-пятнадцать тысяч лет в прошлое, видел высадку переселенцев с Арктиды-Гипербореи, видел и сражения. Сначала землю наших предков окунули в воду с помощью тектонического оружия. Потом заморозили.

      – Это и я видел.

      – Да? Разве ты не бродишь по космосу?

      – Брожу, но и по