Ненавижу тебя любить. Анна Веммер

Мы просто с мамой поссорились, но уже помирились. Немножко поругались. Как ты на своего динозёвра ругалась, помнишь, когда он все шоколадные конфеты из новогоднего подарка съел?

      – Мама съела все конфеты?

      – Нет, просто мама у нас очень забывчивая, она забыла предупредить папу, что заберет тебя из садика и папа испугался, что ты пропала.

      Смотрю на бывшую и мечтаю, чтобы она испарилась. И еще о стакане вискаря или коньяка, но наутро придется опять четыре часа гнать до дома, так что обе мечты разбиваются вдребезги.

      – Иди-ка сюда, – говорю Ксении таким голосом, что у нее не возникает мысли спорить.

      Усаживаю ее рядом на постель и обнимаю за талию под внимательным и настороженным взглядом дочери.

      – Вот видишь? Мы больше не ссоримся. Давай-ка ляжешь еще поспать, а то завтра на рисование не успеешь, все проспишь. И динозёвр твой устал, вон, сонный какой.

      Дочь сворачивается клубочком, обнимая игрушку, а я глажу ее по голове. Потерять Машку – один из кошмаров, которые преследуют меня почти год. Я не знаю, что буду делать, когда она вырастет. Не знаю, как оградить ее от всех, кто может ударить в спину.

      От таких, как я, например.

      Маша быстро засыпает, и я выдыхаю. Она не должна всего этого видеть. Она и мать почти забыла, изредка спрашивая, куда она уехала и когда вернется, но быстро удовлетворяясь любым моим ответом. Если бы не этот выверт, к школе дочь бы и не вспоминала, что когда-то я жил с ее матерью.

      Снова злюсь. Снова думаю совсем не о том, о чем должен, и пока этой злости не будет дан выход, не успокоюсь. Поэтому оставляю в комнате видеоняню, прихваченную из дома, и беру бывшую под локоть.

      – Пошли, побеседуем.

      Она пытается вырваться, но наши силы не просто не равны, по сравнению со мной она – новорожденный котенок. Я снял номер напротив них, да что там – я забронировал ВСЕ свободные номера, чтобы ни одна сволочь не влезла в мои дела. Пришлось дать администраторше пятерку, чтобы она дала ключ от комнаты бывшей.

      – А ты похудела. Год назад ты у тебя хотя бы были сиськи.

      – Как возвышенно. Не придумал более изящного оскорбления? Ты же, вроде, из приличной семьи.

      – Это не оскорбление, это констатация.

      – Единственная констатация, которая меня порадует – это констатация твоей смерти.

      Она действительно поменялась. Или всегда была такой, а я не замечал? В этой девице, острой на язык, обозленной, готовой драться до последней капли крови, нет ничего общего с бесцветной богатенькой наследницей, что шастала по дому и пыталась изображать идеальную жену.

      – Садись, – я киваю на постель, – будем разговаривать по-другому.

      Бывшая складывает руки на груди и отходит к стене, всем видом демонстрируя, что по моим правилам не играет. Меня это даже веселит, хотя, казалось бы, поводов для веселья нет.

      – Сколько? – спрашиваю я.

      – Что?

      – Сколько тебе надо денег, чтобы ты навсегда забыла о моем существовании.

      – Да я доплатить готова, чтобы это случилось! Отдай мне дочь – и будь уверен,