Девушка из города. Елена Михайловна Басалаева

крепко вцепилась на всякий случай в верхушку наполненного чем-то тяжёлым целлофанового мешка.

      Когда добрались до места, грибов оказалось столько, что я могла срезать их, даже не поднимаясь на ноги. Нежные синие, белые, светло-жёлтые цветы остались в подарок весне и раннему лету. Теперь наступила пора уверенных цветов, ярких красок. Опушки пестрели рыжими пятнами лисичек, пышными тёмно-розовыми саранками. Чуть пореже встречались крупные лиловые колокольчики с листьями, похожими на крапивные.

      По грибы я никогда не ходила, но от подружки Оли знала, что её отец брал на даче маслята и подберёзовики. Изредка ему попадались белые, но их всегда было немного. А тут – настоящее пиршество! Срезанные лисички мы складывали вначале в пакет, а потом высыпали в большой рогожный мешок. Через пару часов и и мешок оказался полон – настала очередь за вторым.

      Домой вернулись к вечеру. Ужин сготовила тётя Люба: жареная картошка, салат из огурцов, редиски и зелёных перцев. Санька ворчал, что редиска уже старая и дряблая, а перцы можно было бы не трогать, поберечь. Никола с Полинкой ели всё молча, накладывали добавки, пили чай, жадно жуя пряники, а потом как-то очень быстро подскочили и ушли, сунув в карманы ещё по прянику. Вослед им Санька полуснисходительно-полупрезрительно обмолвил:

      – Голодающие с Поволжья.

      Баба Зоя ещё раз оценивающе поглядела на грибной урожай, коротко одобрила:

      – Ничего.

      Я уже была уверена, что старуха всегда так скупа на похвалу, всегда сдержанна, но вдруг увидела, как она подошла к Саньке и ласково, даже с каким-то трепетом, погладила его сухой рукой по груди.

      – Как живёшь-то, внучек? – с той же лаской прошелестела она.

      – Живём, хлеб жуём! – отозвался он словами моей мамы.

      – И то ладно. Сашенька… Погляди, чё это на губе у меня? Болячка кака?

      Санька бросил острый проницательный взгляд на лиловое пятно над губой и ядовито усмехнулся:

      – Сифилис, баба!

      Старуха ничуть не рассердилась и даже ничего не возразила, просто так и осталась около Сашки, может быть, наблюдая, не нужно ли будет ему ещё чего-нибудь принести. Не то, чтобы видя, а, скорее, угадывая её услуживость, Санька смягчился и почти ласково произнёс:

      – Баба, я пошутил. Простуда, наверное. Иди, отдохни.

      – А-а, – кивнула старуха и послушно побрела в своё кресло.

      На кухне нас осталось трое – Санька, Настя и тётя Люба.

      – Как у вас, для ребёночка всё готово? – поинтересовалась тётка.

      – А чё ему надо. Конечно, всё. Кроватку вторую у Кармановых купил, собрал. Тряпки там Ленка взяла, что надо. Мать пелёнок ещё нашила.

      – Ждёшь?

      Санька яростно забрякал ложкой о край стакана.

      – Ждёшь, не ждёшь… Один раз родила, другой раз родит. Чё делов. Раньше в поле рожали.

      – Пацана хотел, да?

      Санька вскинулся:

      – Тётка, чё ты вот в душу лезешь? Кто родится, тот родится. Ты если хочешь встрять – лучше собралась бы да помогла. Стайку надо почистить, Ленка не может уже, то болеет, то устала, то ещё чё. Вот пошли