Звездочка моя!. Жаклин Уилсон

зале, а эти двое болтают и смеются так непринужденно, будто бы они одни во всем кинотеатре, а мамы, Конфетки, Аса и меня не существует.

      Мама прикусила губу, ее затрясло. Конфетка нетерпеливо тянет ее за собой. Мама не знает, что делать. Войти в зал без папы? А если он к нам так и не придет? Тогда все увидят рядом с ней пустое кресло. И как она тогда выйдет после сеанса? Ведь фотографы никуда не исчезнут.

      – Где Дэнни? – закричат они. – Куда вы дели Дэнни? Почему перестали улыбаться? Эй, девочка в красных туфельках, улыбнись!

      К глазам моим подступили слезы. Папа стоит к нам спиной. Папа! Беззвучный крик застрял в горле. Папа! Папа!

      Он обернулся, словно услышал меня. Снова что-то сказал Большеротихе, сжал ее локоть и после как ни в чем не бывало легкой походкой подошел к нам. Мне подмигнул, послал Конфетке воздушный поцелуй и нежно коснулся вздернутого носика Аса.

      – Пойдемте, ребятки, пора смотреть кино, – сказал он таким тоном, будто это он нас ждал, а не мы его.

      Мама ослепительно ему улыбнулась и поторопила нас.

      – Солнце, хватит хмуриться, ради бога, – прошептала она мне. – У нас же сегодня праздник.

      У меня в голове полная каша, и я делаю попытку улыбнуться только ради нее, но она поморщилась от раздражения:

      – Не показывай зубы!

      Меня так и подмывает цапнуть ее некрасивыми зубами. Но я сдерживаюсь до тех пор, пока мы все не уселись и в зале не погас свет. Только тогда я позволила себе заплакать. Я быстро вытираю щеки манжетом. Ас все так же хнычет и вертится у мамы на колене.

      – Сделай что-нибудь, пусть он замолчит, – прошипел папа. – Я же тебе говорил, что он слишком маленький.

      – Он хочет увидеть, как папу показывают на экране, да, солнышко? – спросила его мама. – Он сейчас успокоится.

      Она попыталась в темноте сунуть ему соску, но он все вертится, не может успокоиться и всхлипывает.

      – Пойду найду какую-нибудь девушку, чтобы помогла с ним, – сказал папа.

      – Солнце, давай, утихомирь брата, – сказала мама и быстро посадила его мне на колени.

      Я крепко держу его руки, но не обнимаю, потому что он этого терпеть не может.

      – Я мама Тигрмена, мы в большой норе, нам тепло и уютно, нам надо сидеть тихо-тихо, иначе придет плохой человек и схватит нас, – прошептала я ему на ухо.

      Я уткнулась в его шелковую макушку подбородком и поводила туда-сюда, туда-сюда. Наконец через минуту он расслабился. Забрался повыше мне на руки, наклонил голову и – чмок-чмок-чмок – засосал соску.

      Конфетка, пока никто не видит, сосет палец, прижавшись к маме и поглаживая ее мягкую атласную юбку. Мама села ближе к папе, а он широко расставил ноги, слегка ссутулился, раскинул руки, положил на спинки кресел.

      Интересно, куда села большеротая девушка? Такое чувство, что она втиснулась на мое кресло и шепчет на ухо: «Берегитесь! Вы изображаете счастливое семейство, но я вас достану».

      Мало-помалу я втягиваюсь в фильм. Мне тоже нравится группа «Милки Стар», особенно Дейви, барабанщик, он там