Буквы. Деньги. 2 Пера. Второй сезон. Александр Гусев

жителей деревни по домам. Во дворе корова обеспокоенно замычала. Курицы спрятались между досками покосившегося сарая. И только старый хряк, которого хозяин пожалел и вовремя не зарезал, вальяжно развалился на крыльце, подпирая дверь в избу.

      – Ох, батюшки, что ж делаеца! – причитала баб Маня, вытаскивая из печи горшок, наполненный вкусной пшённой кашей.

      Бабкин дед Матвей и сторож Игорыч, только посмеивались в усы над пугливой старухой, что то и дело вздрагивала от каждого раската.

      – Ты это, кашу на стол уж поставь-то! – ухмыльнулся дед Матвей и погладил рукой седую бороду. – А то не ровен час разобьёшь, да каша провалится в царствие подземное.

      – Тьфу на тебя, – в сердцах бросила бабка, – накаркаешь! – но горшок осторожно поставила на стол да деревянные расписные ложки разложила по кругу.

      – Хозяюшка, не ругайси, – пошёл на мировую Игорыч. – Мы ж не со зла! – важно подтвердил он, окидывая голодным взглядом вкусно пахнущую кашу.

      – Приступим, – сказал дед Матвей, опуская ложку в горшок.

      – Хошь историю расскажу? – с набитым ртом предложил Игорыч.

      – Нет, – махнула на него полотенцем баб Маня, – ещё набрешешь!

      – Так это когда было-то! – защищаясь ложкой, возмутился он. – Дык я пьяный был. Не хотишь – дело твоё!

      – Ты что на бабу-то смотришь! – стукнул ложкой по столу дед Матвей. – Сказывай, время-то не тяни.

      Игорыч облизал со всех сторон ложку, грустно посмотрел на опустевший горшок. Баб Маня вздохнув, достала стопку свежих блинов с крынкой сметаны. А дед Матвей – бутыль, заполненную до краёв мутной жидкостью, со стаканами.

      – Дело было, как говорица, ещё тогда, когда я жил в соседней деревне. Смотрел за домом помещика. Он на завтра хотел деревенских домой пригласить…

      – Когда это было-то? – возмутилась бабка. – Как пить дать брешешь!

      – Цыц, бабка, не перебивай! – прикрикнул на неё дед Матвей, что уже разливал брагу.

      Игорыч важно выпрямился, одёрнул рубаху и, рукавом вытерев рот и усы, продолжил историю сказывать:

      – Там картины всякие в рамах позолоченных с города привезли. Помещик местный решил культуру в деревне поднимать, чтоб народ не шибко на него жаловался. Стою, смотрю на природу нарисованную и барышень в пышных платьях. А по центру комнаты на столе круглом чёрном с одной толстой ножкой прикрытая белой тряпкой возвышалась самая огромная картина.

      Мне помещик и говорит: «Ты, Игорыч, под покрывало не заглядывай. Не надо тебе этого. Эта картина несчастливая. Пока довёз, пять раз пожалел, что согласился взять её в коллекцию!» Я-то сразу смекнул, что дело с картиной нечисто, хоть и не понял, что за коллекция така. Я, как полагается, в церковь сходил, свечку взял, под вечер её зажёг, молитву почитал. И спокойно лёг в своём закутке подремать до утра. Работа-то нехитрая. Кто ж из деревни в дом картины воровать полезет? Смехота да и только!

      А на улице непогода разбушевалась, вот прям така, как нынче. Ветер