Стать последней. Тальяна Орлова

платье без любопытства. Улыбнулся в ответ на мою злую усмешку:

      – Я не могу брать женщин, которых брали другие. Мои женщины должны быть самыми лучшими и нетронутыми.

      – А ты брезглив, я посмотрю.

      – Не брезглив, женщина. Это традиция. Чем больше прав, тем больше обязанностей.

      – Бедный, бедный сын вождя, – хрипло смеялась я. – Скучно наблюдать, как резвятся без тебя?

      – Они… – он задумался над ответом, – не резвятся. Это другое. Обратная сторона воинской доблести. Бесстрашие в бою равно бесконтрольности во всем остальном, потому воин сжигает дом врага, забирает вещи врага, берет женщину врага. Так устроен мир с начала времен. И я не тот, кто изменит установленный за тысячи лет порядок.

      Все-таки Ная была очень сильной женщиной – жизнь никак не хотела оставлять ее, хотя головокружение ощущалось уже сильно.

      – Звучит так, будто ты их осуждаешь, будто ты их лучше…

      – Я не осуждаю. И я не лучше.

      – Нет, сын вождя, ты хуже. Потому что именно ты позволяешь творить зверства. И сам называешь врагами тех, кто никогда тебе врагом не был. Варварское племя, которое сначала поглотит мир, а потом сожрет само себя.

      – Не враги? Ты с минуты на минуту помереть должна, а рассуждаешь о политике. Хочешь, позову лекаря? Возможно, я ошибся, и легкое не пробито, тогда есть мизерный шанс тебя спасти.

      Нет, пути назад не было – я это чувствовала. Да мне он и не нужен.

      – Ничего я в политике не понимаю… Зато я со ста метров отличу тварь от человека. За гранью смерти тебя ждут злые духи, они отомстят за каждого.

      – Это ваша вера, женщина, мы верим в другое.

      У меня осталась еще горсть сарказма:

      – И что же случается с такими хорошими людьми после смерти?

      – Мы верим в перерождение. И может, потому не боимся смерти так, как вы.

      – Тогда ты родишься одной из тех женщин, которые кричат под твоими солдатами.

      – Возможно и такое. Кто знает? Но даже это лучше, чем уйти насовсем. Мир – прекрасное место, хоть сейчас ты со мной и не согласишься.

      – Угадал, сын вождя, не соглашусь, – говорить становилось все труднее. – Но я разделю с тобой твою веру – многое бы отдала за то, чтобы ты посмотрел на мир с другой стороны.

      Он всматривался в мои мутнеющие глаза внимательней:

      – Какое имя тебе дал отец, женщина?

      – Зачем тебе знать? Я не доживу до утра.

      – Хочу тебя запомнить. И если бы у нас была шаманка, я приказал бы ей излечить тебя от раны.

      – Чтобы продолжать измываться? – я смеялась, хотя, возможно, смех уже и не пробивался сквозь белеющие губы. Хвала добрым духам, что у них нет шаманки! А, это ведь мне хвала… От боли я перестала мыслить четко.

      Он ответил задумиво:

      – Нет. Чтобы ты успела показать мне мир с другой стороны.

      – Если в тебе есть хоть капля милосердия, сын вождя, вытащи нож и воткни его чуть ниже. Мне до смерти опостылела эта болтовня…

      Он наклонился и ухватил