Остров дождей. Морвейн Ветер

губы, – я видела четыре его гримуара из шести. Ещё два, по слухам, погибли. Тот, где Табиус писал об Изначальных…

      – И тот, где он писал об истоках магии. Они не уничтожены, они пропали незадолго до войны. Считается, что они хранились здесь, в библиотеке Атоллы.

      Она вздохнула и, запрокинув голову, прочертила в воздухе полукруг собственным затылком. Видимо, спала не лучше меня.

      – И в чём разница, господин Трэйн? После войны многие не могут найти людей, не то что фолианты.

      – Людей – это не ко мне, – сказал я рассеянно, – а вот насчёт фолиантов дело проще. Если кто-то его брал, пусть даже до войны, в архиве должны были сохраниться записи.

      Гретхен резко подняла голову. Глаза её блеснули.

      – И вы сможете его отыскать?

      Я колебался. Чёрт меня дёрнул повыделываться. Эти записи можно перекапывать годами. И Гретхен вряд ли поможет мне в этом. Она смотрела на меня в упор. Я видел волнение в её глазах, но она не торопила. Видимо, догадывалась, что требовать от меня что-то бесполезно – я ведь могу их и никогда «не найти». Но и упрашивать не хотела.

      – Могу, – сказал я наконец, – если вы мне объясните, что это за знак и почему он так вам запал.

      Она снова поджала губы.

      – Я не могу.

      – Что значит – не можете? Или мы не должны работать вместе?

      Она отвернулась и снова прошлась по комнате, меряя пространство размашистыми шагами. Эта её закрытое до самого подбородка платье смотрелось так странно… Многих дам подобное делает похожими на книжных червей или школьных наставниц, но у Гретхен лишь подчёркивала изысканную грацию, стройность и быстроту движений.

      – Ну, хорошо, – сказала она, – этот знак, – она ткнула в бумажку тонким пальцем с острым ногтем, – как считает Артарий, может заблокировать магические способности. Если мы найдём, откуда он взялся, и поймём, как он работает…

      – То, возможно, сможете привить магические способности тем, у кого их нет. Гретхен, а вы, собственно, что ищете, магию или магию света?

      Она остановилась и посмотрела на меня.

      – А в чём разница, Трэйн? Свет и тьма, как вы их разделяете? Тьма – это те, кого можно убивать, свет – те, кого нельзя? Так? Ещё разница есть?

      – Только не начинайте, – я поднял руку перед собой, – у меня от вас и так голова болит.

      – Но вы сами завели этот разговор, вам и заканчивать.

      Я вздохнул.

      – Скажем так, те, кого можно убивать – это те, на кого указал император. Тьма и свет тут ни при чём.

      Кажется, в её взгляде промелькнуло любопытство.

      – Удивлена, что вы это понимаете.

      – Ведьмаки стареют не только лицом, Гретхен.

      – Ну, хорошо, – она присела на один из столов, – так в чём тогда разница?

      Я смотрел на неё какое-то время. Ответа у меня не было.

      – Свет, – сказал я наконец, – это то, что приказал искать Артарий. А Тьма – то, чего он искать не приказывал.

      Гретхен расхохоталась. Затем, успокоившись, опять посмотрела на меня.

      – Да вы философ, Трэйн. Правда.

      – Ну, хорошо, – я тоже скрестил руки на груди, – а каково ваше объяснение?

      Она