Яркий Миг. Николай Николаевич Покуш

кости, затем сворачивал на внутреннюю сторону руки, где резко обрывался, всего в паре сантиметров от изгиба локтя. Мне сразу вспомнились те световые ленты, которые я видел над зверьком. Похоже, что ожог я получил от одной из них. Черт, как же он болел!

      Понимая, что никаким образом сейчас мне не удастся нейтрализовать эту боль, я попытался отвлечься от нее снова. До прибытия к доктору Киннеру оставались считанные минуты, эта мысль утишала. Я откинулся на сиденье и устремил свой взгляд в окно.

      Кэб провез меня по краю рыночной площади, где вовсю кипела работа, производилась выкладка и разгрузка товара, и собирались последние латки, между которыми уже сновали покупатели. Мы промчались мимо всего секунд за пятнадцать, но вонь рынка, в которой смешивались ароматы свежих и уже подгнивших овощей, пряностей, и скота, не покидала меня еще минуту или полторы, пока мы не выехали на улицу Мясников, где ее перебил запах крови и зловоние смерти.

      Далее кучер повез меня через лабиринты улиц фабричного района Мистрейда. Он здесь может и не такой большой как в Кроме, Римусе или Веноне, и все же не составит труда заблудится среди этих длинных зданий из красного кирпича, над черепичными крышами которых ввысь вздымаются широкие трубы, исторгающие в небо клубы угольно черного дыма. Но мой возница явно знал свое дело и, стрелою промчавшись сквозь этот мрачных район, где изредка встречались лишь небольшие группы работяг, в поношенных серых костюмах и с грязными руками, мы снова выехали на оживленные улицы Мистрейда, устремившись теперь к центру города.

      По мере приближения к сердцу столицы Конгломерата, улицы становились все чище, дома все богаче и красивее, вывески над цирюльнями, ресторанами и магазинами все ярче, а люди все надменнее. Так продолжалось бы и дальше, до самого центра, где от помпезности и роскоши, у неподготовленного деревенского жителя начинало слепить глаза, но кэб свернул на Янтарную улицу и, проехав еще метров двадцать остановился.

      Аккуратно подняв на руки животное, я сошел на мостовую и, обернувшись, кивнул кучеру в знак благодарности.

      – Хорошего дня, сэр – слегка поклонился тот в ответ, прикоснувшись кончиками пальцев к полам своего цилиндра, и хлестнув поводьями, покатил дальше по улице.

      Двустворчатые, высокие двери серо-желтого здания передо мной, были распахнуты настежь. Гравировка на серебряной табличке рядом с входом сообщала, что это ветеринарная клиника доктора Альфреда Киннера для домашних животных, и информировала, что часы приема с девяти утра до девяти вечера. Но все это мне было уже давно известно. Я водил в эту клинику своего волхаринского дога Грома, когда тому были нужны прививки. Когда мой пес сломал лапу, именно доктор Киннер вернул ему возможность ходить, а позже, когда Грому было двенадцать, именно Альфред Киннер сообщил мне с неподдельным сочувствием, что у моего пса отказывают почки и сделать с этим ничего нельзя.

      – Старость – сказал он и положил мне руку на плечо – Я сочувствую Клиф. Похоже, что его время пришло.

      Мне было сложно