О красоте профессии воспитателя, или Беседы обо всём на свете. Валентина Иванова

людей. Например, приходит мама (которую ты долго-долго ждал) и всё время плачет, что не получает писем, и, наверное, муж погиб. Ребёнок слышит, что папа погиб – папы больше не будет. И это нервное напряжение затормаживает, замораживает в нём всё.

      А мама-то заглядывала раз в неделю, а то и раз в три недели. Мамы работали на казарменном положении. Детский сад – он только по названию, по зданию, по воспитателям. А по сути – детский дом.

      В блокадном Ленинграде все мамы работали без выходных дней. Легко ли маме брать ребёнка домой, если там не работал ни туалет, ни водопровод? Хватило бы ей сил дойти пешком от завода до детского сада, взять ребёнка и с ним добраться до дома?.. Причём многие дети даже 5–6 лет перестали ходить. А ещё по пути можно было попасть под артобстрел и воздушную тревогу и потому не успеть дойти домой до комендантского часа…

      Потому-то дети и жили в детском саду, а мамы приходили в лучшем случае раз в неделю вечером.

      Каждый ребёнок чувствовал эту утрату родителей. И папы нет – и, может быть, не придёт. И мамы нет – сегодня зашла, и, может быть, больше не придёт.

      Надо было чем-то детей выводить из этого крайне напряжённого состояния, из постоянного ужаса, из неуверенности в возможность чего-то хорошего.

      Глаза, письмо и кукла

      И понимаете, один ребёнок хоть как-то шевелится, какую-нибудь игрушку ему дашь, он хоть чуть-чуть выходит из состояния этой совершенной неподвижности. А другой…

      Я никогда не забуду одну девочку четырёх лет, её звали Олей. Мамина тревога ей особенно передавалась. Оля не разговаривала совсем, вся была словно сжавшаяся в кулачок. Глазищи огромные, сама худенькая, и ей ничего не надо. А мама при редких встречах говорит, что давно нет писем от мужа, с ним что-то случилось… Похоже, девочке ещё передаётся и беспокойство: «Что-то случилось с папой…» Как тут вывести из этого состояния?

      Садик наш располагался на Расстанной улице. Длинное здание: половина – детский сад, половина военная часть. Я пришла к военным и сказала: «Я написала письмо от имени папы. Очень вас прошу: придите и скажите, что вы с фронта и принесли от папы письмо». Один солдат согласился.

      А из дома я принесла куклу. У меня была кукла, большая, старинная, длинные косы, фарфоровая головка. Отец рассказывал, что эту куклу ему подарила балерина, которую он выручил в другую голодную эпоху – в гражданскую войну поделился привезённой из деревни картошкой.

      И вот наш солдат принёс письмо и куклу – сказал, что от папы. Мы перед всеми прочитали это письмо. Я обращаюсь к девочке: «Олечка, это твой папа прислал тебе куклу. И сказал, чтобы ты её назвала. И мы будем писать папе письмо, и ты ему напишешь, что у тебя теперь есть кукла». И Оля спрашивает: «Папа?» И сразу называет мне эту куклу: «Маша».

      Она была настолько взволнована этой куклой! Она её взяла – и, видимо, разорвалась та цепь, которую мама всё время выстраивала: «Что с папой, папа погиб, как же без него…» А тут кукла от папы, и папа сразу стал, видимо, таким, как до войны, таким, как она его помнила. Папа, наверное,