Музыкальная шкатулка Анны Монс. Екатерина Лесина

уперся в груду папок… Ну да, Игнат там что-то искал. Что искал – он уже сам не помнил, и даже нашел ли… а папки убрать некогда было. Или – не его это дело? А потом были срочные документы… договора, акты, согласования…

      – Извини, – он потер переносицу. – Как-то само собой получилось.

      – И посуда грязная… и у вас, наверное, завал…

      Полный.

      – Открывайте кабинет, – Ксюша нахмурилась.

      Забавная. Рыжая. Конопатая. Яркая, как апельсинка. И эти еще хвостики ее, совершенно дурацкие. А платье на сей раз желтое, с рисунком в виде бабочек. И совсем в дресс-код не вписывается. Но, может, лесом бы шел этот дресс-код?

      Пусть себе носит что хочет.

      – У тебя все нормально? – почему-то ему стало стыдно, что он не позвонил. Конечно, Игнат не обязан был это делать, он вообще, что мог, устроил: вызвал мастера, дождался, пока замки сменят, проинструктировал ее, как себя правильно вести… а потом уехал и выкинул эту рыжую из головы.

      – Да.

      Хорошо, если так.

      – Открывайте, – Ксюша указала на дверь. – Я бы убралась и без вас, но вы ключи забрали.

      Потому что нечего ключам от кабинета директора висеть так, что каждый снять их способен. На крючочке, у двери. Что за детская безалаберность?

      И, по-хорошему, следовало бы сразу замки и здесь поменять, но как-то оно завертелось вдруг…

      Игнат в замок попал не с первой попытки, но таки попал, нажал на ручку, толкнул дверь и согнулся в шутливом поклоне:

      – Прошу.

      Ксюша только фыркнула и перешагнула через порог. И вдруг тут же отскочила назад.

      – Там… – она вытянула руку. – Там!..

      Очередная пакость. Игнат и не предполагал, насколько она пакостная: в отцовском кресле, массивном, обтянутом кожей оттенка бордо, сидел Стас. Расслабленно, так что казалось, будто он случайно сюда заглянул и задремал ненароком. Но вот рукоять ножа, торчавшая из его груди, несколько нарушала идиллическую картину.

      – Вызывай полицию, – велел ей Игнат и, решившись, все же подошел к телу. Мало ли, вдруг Стас еще живой? Но шея его была холодной.

      Значит, он не первый час так сидит.

      Полиция прибыла быстро. И – завертелось! Нет, понедельник, конечно, день тяжелый, но чтобы настолько… Игнат отвечал на вопросы.

      Потом отвечала Ксюша. Она то и дело всхлипывала, но в слезы не ударялась, только подол своего нарядного желтого платьица теребила.

      Потом наступил черед остальных… и о работе можно было забыть.

      – Значит, ключи мог сделать любой? – в десятый раз уточнил лопоухий паренек, занимавшийся опросом свидетелей. – Они просто висели? Вот тут?

      Он ткнул пластиковой ручкой в крючочек.

      – Да. Висели. Вот тут. Просто.

      Головная боль то накатывала волной, и тогда Игнат давил в зародыше желание выгнать всех отсюда, то отпускала.

      – Почему?

      – Почему тут или почему висели?

      Паренек смутился. Нет, он не виноват в том, что сейчас понедельник, что у них – труп, а у него, Игната, последствия вчерашней попойки; что отец его вряд ли обрадуется этой новости,