Музыкальная шкатулка Анны Монс. Екатерина Лесина

и прав был, выходит?

      Новых работников найти? Тоже не выход. Отец их долго собирал. И если разобраться, то каждый – уникальный в своем роде специалист. Даже блондинка, которая как-то особенно раздражала Игната, вероятно, своим невероятным сходством с Ленкой.

      Нет, Ленка – брюнетка. И глаза у нее карие. Кожа белая. Фигура другая, но… но рядом с ней Игнат чувствовал себя точно так же неуверенно, как рядом с Эллочкой. Все казалось – недотягивает он до Ленкиного уровня. Не соответствует…

      – Делайте, что считаете нужным, – сказал он Виктории Павловне, осознавая, что дальше бороться не имеет сил. И оставаться в офисе, пусть и роскошном – у отца были свои слабости, – никак не может.

      Есть ему хотелось.

      И пить.

      И перекинуться парой слов с кем-то, кто его, Игната, не ненавидит.

      – До понедельника, – сказал Игнат, подхватывая портфель.

      – Вы уходите? – В темных цыганских глазах Виктории Павловны мелькнула тень удовлетворения.

      – Совещание. Срочное. Опаздываю…

      Он выскочил за дверь, едва не сбив с ног Эллочку, которая несла кофе.

      Не для Игната.

      Вот почему для Станислава ей кофе сварить несложно, а для Игната – проблема? Загадка, однако… хотя нет, понятно: Станислав – свой, а Игнат…

      Добравшись до машины, Игнат бросил портфель на заднее сиденье и достал телефон. Ну и кому звонить? Ленке? Она не тот человек, которому можно пожаловаться на трудности, тем паче что в его изложении они и трудностями-то не выглядят. Смешно: обиделся, что кофе ему не сварили…

      Отцу?

      Он все поймет, но… стыдно. С другой стороны, рассказывать ему обо всем необязательно. Игнату лишь передышка нужна, а дальше он и сам справится.

      – Привет, – он прижал трубку ухом. – Как здоровье?

      Сердце – это ведь не шутки. И желудок еще. И вообще, врачи сказали, что причина – в возрасте и в том, что половина жизни пациента прошла в неблагоприятных условиях, и это не могло «не сказаться». А Игнат давно его уговаривал от дел отойти. В санаторий поехать. В Швейцарии хорошие санатории, мертвых на ноги ставят, так нет же – как он своих людей бросит, ответил отец…

      А эти люди кого хочешь живьем сожрут!

      – Поправляюсь, – отец отвечал так каждый раз, вне зависимости от того, как действительно себя чувствовал.

      – Врешь ведь.

      Потеплело на душе. И собственный недавний гнев показался ему глупым. Как подросток, честное слово.

      – Не поладили? – Отец смеялся, нет, не вслух, но Игнат умел различать оттенки его голоса. – Сам виноват! Полез нахрапом, вот и расхлебывай.

      Виноват. Полез. Расхлебает. Или Игнат их переломит, или они – Игната.

      – Э, нет, дорогой, – вот снова, ничего-то и говорить не понадобилось, отец и без слов все распрекрасно понял. – Силой ты ничего не добьешься. Иди с Ксюшой мирись. И веди себя прилично!

      – Это с рыжей, что ли?

      – С ней, с ней. – Голос у отца довольный, словно он наконец исполнил давнюю свою мечту и «оженил» Игната. Хотя, конечно, и сам Игнат собирался