Гечевара. Мария Чепурина

пивом.

      – Да послушай, – отвечал Аркадий. – Дело мужик пишет. Вот, короче: «Спектакль, присущий бюрократической власти, довлеющей над несколькими индустриальными странами, на деле является частью тотального спектакля – и как его общее псевдоотрицание, и как его опора. Если спектакль, рассматриваемый в своих различных локализациях, с очевидностью указывает на тоталитарные общественные специализации прессы и администрации общества, то последние на уровне глобального функционирования системы сливаются в неком мировом разделении…»

      – Бред! – крикнул Виктор.

      А Двуколкин ужаснулся. Неужели в институте он научится не только понимать всё это, но и сочинять сам?! Нет, не может быть…

      – Нежелание развиваться, – заявил Аркадий, – это, между прочим, признак фанатизма. И противоречит революционному характеру. По Фромму.

      – Да отстань ты со своими пидорасами!

      – Дремучий ты, Витёк. Услышал про Фуко…

      Тут Виктор замахал руками, показав, что больше не желает слушать всё это. Аркадий сдался и сменил предмет:

      – Слышь, Лёха? Ты, что, первый курс?

      – Ну, да…

      – А факультет какой?

      Двуколкин собирался быть каким-то «инженером-теплотехником».

      – О, прям как ты, Витёк! На лекциях, небось, был? Ну, сегодня?

      – Был, – признался Алексей.

      – А что, Витёк? Может, и нам сходить, а?

      – Да ну, нафиг. Мне твоих хватает.

      – Что ж это такое? Идти к девкам он хочет, приобщаться к прогрессивной мысли – не желает, да и лекции – и те ему не эти! Чего ж ты хочешь, Витька?

      – Жрать хочу.

      – У-у-у! Ну и запросы у вас, батенька!

      Алёша между тем смущённо ковырялся в своей сумке, доставал вещички и пытался запихнуть их в общий шкаф. Пихать было решительно некуда, а за безуспешными попытками следили двое незнакомых человек. Поэтому Двуколкин весь смущался. Кроме того, его обуяло беспокойство: как же сложатся взаимоотношения с соседями? Ребята явно были очень взрослые и запросто могли бы наградить его презрением. Так что, услыхав про пожелание Виктора, Алёша, не без тайных побуждений заявил:

      – А у меня вот есть пожрать.

      Идея коллективно потребить продукты Лёши всем пришлась по нраву. Парни быстро соскочили с коек, разместились за столом и в обмен на масло, хлеб, печенье, колбасу, сыр и остатки пирожков, завёрнутых бабусей из Игыза, поделились пивом.

      – За знакомство! – объявил Аркадий.

      В ту же самую секунду отрубили свет. Соседи заругались, вышли в коридор, откуда уже доносилось много недовольных голосов, о чём-то пошумели и вернулись, сообщив, что свет дадут не ранее, чем завтра.

      – Привыкай, бывает, – заявил Аркадий, извлекая маленький фонарик. – За знакомство!

      Световой прибор расположили на столе, и Лёша мог увидеть лишь продукты да физиономии соседей. Блондинистую и благообразную Аркадия и типовую, мрачную Виктора. Впрочем, выпив, последний смягчился. Он нежно забубнил Алеше слова благодарности за пищу, обещал, что Родина и некие