Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы. Людмила Петрушевская

это значит, не могу ходить? Ты же ходишь по квартире? Ты просто не хочешь ходить в школу?

      – Нет. Просто не могу ходить.

      Был поздний вечер, мальчик лежал в кровати, вымытый, в пижамке. Его небольшие глаза блестели. Зрачки были огромные.

      Маме какой-то холод заполз под кожу, предчувствие чего-то ужасного. Сознание грядущих перемен, тяжелых, нелогичных, беспричинных изменений.

      Но здравый смысл – он всегда бдит и не верит неоспоримому и неожиданному, только что свалившемуся на голову несчастью.

      – Ты что, не хочешь больше ходить в эту школу? Там же твой Костик! Ты же рвался туда! Я письмо писала, унижалась! Просила!

      – Мне трудно ходить, – прошелестел ответ.

      – Погоди. Не притворяйся.

      Еще была какая-то надежда, что это простая лень. Усталость, которую можно перебороть.

      – Все люди устают!

      Огромные черные зрачки блестели во тьме. Рот у ребенка был сухой, и из него просочились слова:

      – Я больше не могу ходить.

      – Глупости! Что значит «не могу»? Ноги не болят, так что же?

      Опять шелест:

      – Не знаю. Ты понимаешь, я не могу.

      Он не плакал.

      Два черных пятнышка блестели, как блестят глаза животного, оленя, допустим. Оленя, который страшно боится, но не может скакнуть в сторону и убежать.

      Окаменевшее лицо было обращено к матери.

      Мать все еще пыталась логически бороться с подступающим будущим:

      – Да глупости! Что это такое? У тебя ноги-то ходят! Ты же, в конце концов, явился сегодня домой?

      – Я шел четыре часа.

      – Как четыре?

      – Я шел четыре часа.

      – Но ты же отсутствовал двенадцать часов! И ты не был ни в одной школе! Мне звонили! И Наталья Петровна, и та новая классная руководительница! Что ты врешь-то?

      Застывшее лицо.

      – Я шел два часа до метро.

      – До метро? Не смеши меня. Там пятнадцать минут!

      – Я шел два часа до метро.

      – И что?

      – Там я катался.

      – Ну.

      – И потом два часа шел домой.

      – Так. От метро, не притворяйся, тихим шагом пятнадцать минут. Километр! Два часа шел один километр? Что ты врешь?

      – Шел.

      – И он, видите ли, катался! Хорошенькое дело. Все бы так, на работу не ходить, не учиться, а вместо того кататься. Восемь часов подряд, это что?

      Блестят глаза. Молчание. Ни шепота, ни единого слова. Оправдываться нечем, никакой логики.

      – Вот что. Завтра ты пойдешь в школу. Хватит. Завтра у тебя что, алгебра? Нельзя пропускать, ты что! Алгебра! Мне алгебра после школы много лет снилась, что я пропускаю. Что три месяца пропустила. Это же такой ужас охватывал (засмеялась). Потом еще у тебя физика небось. Стихи учить. Как догонишь? Нет, дорогой. Каждый день это шесть-семь уроков! Нельзя, нельзя.

      На это никаких возражений.

      – Так что вот. Всё, спи.

      Опять то же самое:

      – Я не могу ходить.

      – Завтра встанешь и пойдешь как миленький. Не надо мне тут притворяться.