Город на холме. Эден Лернер

Вы хоть понимаете, что вы сейчас сказали? Что это нормально, когда молодые люди из религиозных семей ходят к женщинам и платят им за секс? И после этого вы претендуете на роль защитника общественной и лично моей морали? Да, она социальный работник и ходит в наш район посещать детей-инвалидов. И передайте своим… ученикам… что если хоть что-то случится с Малкой, то пусть они молятся, чтобы полиция нашла их прежде, чем это сделаю я.

      Я встал со скамейки, надел на плечо сумку и пошел, не оглядываясь, назад. Что им, больше делать нечего, чем за мной следить? Вряд ли они сумели бы сделать это так профессионально, чтобы остаться незамеченными. Будем надеяться, они действительно не знают, где живет Малка, а рав Розенцвейг сказал то, что сказал, наугад, исключительно из вредности. Малка рассказала мне, что после каждого визита она обязана отмечаться у диспетчера, а если не отметится, по адресу немедленно выезжает полицейский наряд.

      Наступила весна, и мы с Малкой взяли в аренду машину и провели потрясающий день в Вади Кельт, где как раз все цвело. На обратном пути я сказал ей, что не смогу провести с ней Песах, потому что мне пришла повестка на военные сборы.

      − А меня тоже не будет. Я уезжаю.

      − Куда?

      − В Узбекистан.

      − Зачем?

      − С мамой увидеться.

      − Но твоя мама живет в Америке. Зачем ехать в этот дикий Узбекистан?

      − Дорого.

      − Малка, не темни. А твоей маме не дорого из Америки туда добираться?

      Пауза, тихий вздох.

      − Я боюсь, тебе не понравится. Но придется сказать. Мы едем отмечать йорцайт[40] моих корейских бабушки и дедушки. Они похоронены в Узбекистане. Ежегодно в апреле все корейцы отмечают йорцайт своих предков. Это общее дело.

      Мне не понравилось. Ехать в дикую мусульманскую страну, где нет ни порядка, ни закона. Принимать участие в каких-то языческих ритуалах. Она вообще-то гиюр проходила.

      − Ты не должна туда ехать.

      − А чтобы я вернулась оттуда не просто так, а к тебе, ты хочешь?

      − Да, очень хочу.

      − Тогда прояви уважение к моим планам, которые были сделаны еще до того, как мы познакомились. Я не могу подводить маму, мы с ней это уже год планируем, билеты купили. Она обидится, если я не поеду.

      − Хорошо. Езжай, но не делай авода зара[41], очень тебя прошу. Прости, я не то говорю. Я не имею право лезть в чьи-то еще отношения со Всевышним. Только вернись ко мне.

      − Обязательно.

      Некоторое время мы ехали молча, а потом я был вынужден сказать.

      − Малка, не хулигань. Я же за рулем.

      − Я не могла удержаться. Ты такой красивый.

      Вот и пойми этих женщин. Какая разница, красивый я или нет. Если я потеряю управление машиной, то это уже не будет иметь значения. Это женщины прекрасны, особенно когда беременны. Для мужчины тело − это всего-навсего рабочий инструмент. Работает, и слава Богу.

      − Вот перевернемся в канаву, и будет нам очень невесело.

      −

40

Йорцайт (ивр.) – годовщина смерти.

41

Авода зара (ивр.) – буквально: чужая работа; здесь: идолопоклонство.