Обманутая снами (Евдокия Ростопчина). Елена Арсеньева

речию мой разум омрачить.

      И сердце женское увлечь и победить.

      Хитросплетенными софизмами своими!..

      Я знаю – мастер вы искусно сыпать ими!..

      Оно в привычку вам, и уж не в первый раз…

      И хоть вы молоды, уж не одна из нас.

      Вам слепо вверилась, забывши честь и клятвы…

      Но я не такова!.. Но с ними вместе в ряд вы.

      Не ставьте и меня!.. Я не шучу собой.

      Я сердцем дорожу; восторженной душой.

      Я слишком высоко ценю любовь прямую.

      Любовь безмолвную, безгрешную, святую.

      Какой нам не найти здесь, в обществе своем!..

      Иной я не хочу!..

      Интересная бледность и разочарованность во всех и вся, которую напускала на себя Додо (этакий дамский байронизм!), обворожили графа Андрея потому, что сам он был из числа тех людей, которым все в этой жизни успело до тошноты за какие-нибудь девятнадцать прожитых лет надоесть. Да-да, насчет возраста своего танцевального визави Додо решительно ошиблась. Ему было всего девятнадцать – то есть он оказался даже младше мадемуазель Сушковой.

      Что же он был за человек, граф Андрей Ростопчин? Из какой семьи?

      …Жена истового русского патриота Федора Васильевича Ростопчина, Екатерина Петровна, печально прославилась как рьяная католичка и ненавистница православия. Она ненавидела мужа, не в силах была простить его даже после его смерти и вымещала обиды на сыне-подростке Андрее, потакая любым его капризам и заведомо портя его, как только могла.

      Она во всеуслышание заявляла: «Покойный муж отнял у меня мои права и отстранил меня от воспитания сына моего, пусть же все зло от его дурного воспитания и поведения падет на его память». В ответ юный неслух не испытывал к матери ни преданности, ни любви, ни страха, ни уважения.

      Слухи о тех «методах», которыми «воспитывают» младшего Ростопчина, дошли до императора. Все Романовы испытывали сильнейшее уважение к личности бывшего московского градоначальника и весьма чтили его память. К Екатерине Петровне поступило письмо от высочайшего имени, в котором она уведомлялась о том, что Николай I берет на себя воспитание мальчика в знак особой признательности к заслугам Федора Васильевича Ростопчина: его сын будет устроен в Царскосельский лицей, а затем и в Пажеский корпус.

      Графиня спохватилась, что перегнула палку. Ей, которая преподносит себя всем и каждому как образец католических добродетелей, вдруг оказаться фактически лишенной материнских прав?! Это было постыдно. Она написала государю о том, что просит оставить сына у нее на какое-то время для окончания его «религиозного воспитания». Но этим только подлила масла в огонь. Видеть сына Ростопчина таким же рьяным католиком, какой стала графиня Екатерина, – о нет, это было последнее, чего мог пожелать император!

      Николай полагал, что достаточно будет отдалить мальчика от матери – и наилучшие задатки сами возьмут в нем верх. Однако граф Андрей был уже развращен огромным богатством, обладателем которого он осознал себя, увы, слишком рано.

      Уже с шестнадцати лет он начал транжирить отцовские деньги – тысячами и десятками тысяч рублей.