Гусляр навеки (сборник). Кир Булычев

доктора и милиционера...

      – Там только голова осталась, – в растерянности пролепетал турист. – Мы ее в землю закопали.

      – Головы достаточно, – оборвал его директор автобазы.

      Члены комиссии колебались.

      Марсий спокойно играл на свирели.

      – Не надо туда всем ехать, – сказал Саша Грубин. – Не надо.

      Он показал пальцем на расплывшееся бензиновое пятно за кормой лодки.

      И тут все увидели, как огромная рыбина с длинным, чуть курносым рылом, широко раскрывая рот, забирает с воды бензин. Радужное пятно уменьшалось на глазах...

      – Ну что? – спросил Грубин, зайдя вечером к профессору. – Не содрали шкуру?

      – В следующий раз снимут, – философски ответил Минц.

      Два вида телепортации

      Духовой оркестр – слабость Льва Христофоровича Минца. Духовой оркестр в Великом Гусляре отличный, он получил диплом на конкурсе в Вологде.

      По субботам, когда оркестр выступает на открытой эстраде в парке, профессор Минц откладывает все дела, идет в парк и слушает музыку, которая напоминает ему времена молодости. Порой к нему присоединяется Саша Грубин или старик Ложкин, тоже поклонники солидных вальсов и танго об утомленном солнце.

      В ту субботу Минцу с Грубиным не повезло. В городе была небольшая эпидемия гриппа, из-за чего оркестр временно лишился барабанщика и кларнетиста. Этих специалистов пришлось позаимствовать в джазовом ансамбле, игравшем обычно в ресторане «Великий Гусляр». Молодые люди, вторгшиеся в оркестр, нарушили консервативную традицию, они спешили, сбивали с толку тубу и литавры, отчего вальс «На сопках Маньчжурии» приобрел оттенок синкопированного легкомыслия.

      Разочарованные ценители отошли от эстрады и присели на голубую скамейку неподалеку от пивного ларька. Высокие столики для пивохлебов, как неуважительно называл их старик Ложкин, отделялись от скамейки кустами сирени.

      Минц и Грубин молчали, думали о науке, о смысле жизни и других проблемах, когда за кустами послышались голоса.

      Басовитый, значительный голос произнес:

      – Ты пей, Тюпкин, не стесняйся. Сегодня у меня большой день.

      – А что, Эдуард, мысль есть или удача пришла?

      – Мысль.

      За кустами помолчали. Видно, тянули пиво.

      – И какая? – раздалось через полминуты. Голос у Тюпкина был негромок и деликатен.

      – Радикальная, – ответил Эдуард. – Задумал я переправлять материю на расстояние. Скажем, в Саратов.

      – Ого, – тихо произнес Грубин.

      – Я вас всегда уважал, Эдуард, – сказал Тюпкин, – но такие мысли почти невероятны.

      – Нет преград для смелого полета ума, – ответил скромно Эдуард.

      – И собираетесь внедрять? – спросил Тюпкин.

      – Дай мне месяц, – ответил Эдуард. – Через месяц я эту проблему расколю, как грецкий орех. А пока – никому ни слова. Сам понимаешь, вокруг завистники, недоброжелатели.

      – Разумеется, Эдуард, разумеется, – согласился Тюпкин.

      Звякнули кружки о столик. Раздались шаги, и уже издалека донесся вопрос Тюпкина:

      –