Изюм из булки. Том 1. Виктор Шендерович

рентген позвоночника.

      Наглость этой просьбы была столь велика, что майор Жолоб потерял дар командной речи – и меня повезли на снимок, в госпиталь.

      Еще через неделю я был вторично поставлен в известность о своем совершенном здоровье. A propos майор сообщил, что если еще раз увидит меня в санчасти, лечить меня будут на гауптвахте.

      Проверять, как держит слово советский офицер, я не стал и вернулся в строй. Днем топтал плац, по ночам не вылезал из нарядов и с некоторым интересом, как бы уже со стороны, наблюдал за постепенным отказом организма бороться за существование…

      Въезд на стрельбище машины с красным крестом и зов незнакомого лейтенанта были восприняты мною как внеочередное доказательство бытия Господня.

      Меня отвезли в медсанбат, выдали пижаму, отвели в палату и велели лежать не вставая. В истории всех армий мира не наберется и десятка приказов, выполненных с такой педантичностью: я лег и тут же уснул.

      Когда к концу дня меня растолкали на «прием пищи», я, одурев от сна, попросил принести мне чаю в постель. «А палкой тебе по яйцам не надо?» – спросили меня мои новые боевые товарищи. «Не надо», – вяло ответил я и снова уснул.

      Что интересно, чаю мне принесли.

      На третий день к моей койке начали сходиться ветераны медсанбата. Разлепляя глаза среди бела дня, я видел над собой их уважительные физиономии. Еще никогда выражение «солдат спит – служба идет» не иллюстрировалось так буквально.

      При первой встрече со мной рентгенолог, лейтенант медслужбы Анкуддинов, переспросил с нескрываемым любопытством:

      – Так это ты и есть Шендерович?

      И я ответил:

      – В этом не может быть сомнений.

      Тут я был неправ дважды. Во-первых, окажись на месте Анкуддинова офицер попроще, я бы огреб за такой ответ по самое не могу, а во-вторых: сомнения в том, что я Шендерович, уже были.

      На второй или третий день после доставки в ЗабВО имени Ленина нас построили в шеренгу, и прапорщик Кротович, глядя в листочек, выкликнул:

      – Шендеревич!

      – Шендерович, товарищ прапорщик, – неназойливо поправил я.

      Прапорщик внимательно посмотрел, но не на меня, а в листочек.

      – Шендеревич, – повторил он, потому что так было написано.

      Я занервничал.

      – Шендерович, товарищ прапорщик.

      Моя фамилия мне нравилась, и я не видел оснований ее менять.

      Прапорщик снова внимательно посмотрел – но уже не на листочек, а на меня.

      – Шендеревич, – сказал он.

      И что-то подсказало мне, что ему виднее.

      – Так точно, – ответил я и проходил Шендеревичем до следующей переписи.

      А в начале марта 1981 года (уже под своей фамилией) я стоял перед лейтенантом медслужбы Анкуддиновым, и он держал в руках снимок моей грудной клетки. Не знаю, какими судьбами этот снимок попал от полковых ветеринаров к профессиональному рентгенологу – но, видимо, чудеса еще случаются в этом мире.

      Рассмотрев на черном рентгеновском