Последняя битва. Александр Прозоров

остается просто картинкой на куске доски. Он знал, что чудотворными любые предметы становятся благодаря вере, чувству, молитвам, долгому и искреннему поклонению. Пропитанная добротой и надеждой, намоленная смертными икона рано или поздно действительно станет тем, чем ее считают: чудотворным целительным и спасительным образом, способным стать на пути беды, остановить ее не своей – а той силой, что вложили в него сами люди.

      – Веруйте, и воздастся вам по вере вашей, – прикусил губу князь. Мотнул головой, вздохнул: – Не мне перечить высшей воле. Видно, судьба. Пахом! Сумку мне дай.

      – Слушаю, Андрей Васильевич! – перебрался на причал дядька. Чересседельная сумка лежала у него на плече. Зверев откинул клапан, достал заветный сверток. Хотел было развернуть – но вдруг передумал и отдал купцу как есть, в войлоке:

      – Вот, он ваш!

      – Свят, свят! Слава князю! Слава Господу нашему! Вседержителю и промыслу его! – со всех сторон радостно заголосили ушкуйники.

      – Благодарствую тебе, Андрей Васильевич, – прижав икону к груди, низко поклонился ему старший Житоложин. – Век помнить будем. По гроб жизни молить. Вот, княже, возьми. Двадцать дублонов тут, как уговаривались.

      – С ума сошел? – отшатнулся от протянутого кошеля ученик колдуна. – За чудо плату не берут! Ваша икона отныне. И долг за нее на вас. Она вас спасать станет – и вы сирых и слабых помощью своей не забывайте. Как это у вас… у нас… У нас, христиан, принято.

      Его оговорки никто не заметил. Кланялись, благодарили, норовили поцеловать руку.

      – Все, хватит, хватит! – попятился Зверев. – Вы люди добрые, и пусть море будет к вам добрым. Купец, лошади мои где?

      – Вон, княже, коновязь возле часовни каменной, – указал подбородком Житоложин, крепко удерживая в объятиях драгоценный подарок. – Их там всего четыре и есть.

      – Бывай тогда, человек торговый, – кивнул ему Андрей. – Бог даст, свидимся.

      Холопы уже шли вперед. Проверили подпруги, узду, перекинули через холки сумы со скромными походными припасами. Самого высокого скакуна подвели князю, Пахом придержал стремя.

      – Ты бы меня еще подсадил, как старого деда, – беззлобно попрекнул его Андрей, выпрямляясь в седле. – Значит, путь наш через главную площадь должен идти. От моря, через площадь к воротам, и за ними по самой накатанной дороге.

      – Послушай, мил человек, – обратился Пахом к какому-то лавочнику в короткой суконной куртке и широкополой треуголке. – Где тут главная площадь у вас?

      Тот непонимающе развел руками и поспешил дальше, громко стуча деревянными туфлями. Илья попытался расспросить другого горожанина, но и он только пожал плечами. Здесь, на западном краю континента, в самом дальнем тупике обитаемой земли, вдали от человеческой цивилизации, русской речи не понимал, похоже, вообще никто.

      Князь Сакульский поднялся на стременах, прищурился, вглядываясь в просвет улицы. Там, саженях в ста, на широкой виселице вяло покачивались несколько мертвых тел.

      – По коням, – приказал он. – Я ее нашел. В