Манон, или Жизнь. Ксения Букша

назад. Лина вся красная, волосы свалились ей на лицо, тушь, белила и помада начинают наползать друг на друга.

      – Цирк, – говорит Жанна, прыскает, перегибается через подоконник и чиркает мелком по стенке с той стороны. – Ну, вот и пожалуйста, ну вот и ничего такого уж особенного, подумаешь!

      Она выбирается обратно. Черт, мне, что ли, вроде как стыдно перед Рэном? Впрочем, они-то ничего такого: сидят и милуются. Осоловелыми от влюбленности глазами смотрят не друг на друга, а типа в пространство.

      – Девчонки, – говорит Рэн ласково. – Вы – гордость нации.

      – А то, – Жанна поджигает сигаретку.

      Идиотская ситуация.

      – Ладно, – говорю, – я – просто для порядку.

      Рэн и девчонки втроем наваливаются на мои ноги, – вдвоем Стаута не удержать, – а я свешиваюсь на ту сторону. Там – темнотища. Перегибаюсь. Они так низко чертили, особенно Лина. Будет неправильно, если я начерчу на полметра выше девчонок.

      – Э-э, Стаут, осторожнее! – с тревогой кричит Рэн где-то далеко наверху, крепче хватаясь за мои джинсы. – Ты выскальзываешь!!

      Не снисхожу до ответа; делаю последний рывок вниз, и в этом рывке провожу мелом черту где-то далеко-далеко внизу. Ну, теперь я точно выиграл. Рэн и девчонки втаскивают меня обратно, чуть не стащив джинсы.

      Рэн лучезарно на меня глядит, торжественно берет мелок (Манон так и сидит на высоком табурете) и лезет в окошко, а я его держу. Он быстро возвращается.

      – Ну, я не стал маньячить, – объявляет он, – я на лидерство не претендую.

      Приношу фонарик. Светим в «провал», сгрудившись на подоконнике.

      Славная картина.

      Разного роста и разного темперамента – мы, все четверо, умудрились провести черту примерно на одном и том же уровне.

      Черта Лины чуть загибается вниз, зато моя – на пару сантиметров ниже ее верхнего конца.

      Жанна нарисовала какую-то параболу ветвями вверх, с вершиной на моей линии.

      И – аккуратная отметочка Рэна далеко в стороне, но на той же высоте.

      – Что делать будем? – говорю. – А, фрау председатель центризбиркома? Второй тур?

      – Нет, – говорит Манон. – Давайте мелок.

      – Манон, – говорит Рэн с тревогой. – Но у тебя ведь нет политических амбиций.

      – У меня, – говорит Манон, – вообще нет никаких амбиций. Амбиции мне чужды. – И она лезет в провал.

      Блин, и у меня совершенно нет ощущения, что это опасно. Манон лезет в провал вся, Рэн держит ее за лодыжки, а Манон шарит в провале обеими руками, как будто белье полощет. В отличие от нас, для Манон опасно не там, а здесь, среди нас. Ее настоящая жизнь – там, на той стороне. Рэн держит ее крепко-крепко.

      – Итак, – подводит итоги Манон, возвратившись из пропасти (а я свечу фонариком и убеждаюсь, что ее черта проведена намного ниже всех наших), – лидером нашей консервативной партии R amp;B становится…

      – Ма-нон! Ма-нон! – хором скандируют Лина и Жанна.

      Манон улыбается.

      – Становится Рэндл-Патрик де Грие, – возражает она. – Он лучше всех держал.

      Если консерватизм