Манон, или Жизнь. Ксения Букша

изумляется Жанна и показывает на Лину наманикюренным ноготком.

      – Это Лина, моя подруга, – говорю я. – Лина, это Жанна.

      – Твоя подруга… – хохочет Лина, подходит к Жанне и смотрит ей прямо в глаза. Взгляд у Лины бешеный. Жанна морщится от отвращения и отталкивает Лину.

      – Ста-а-а-аут, – говорит Лина издевательски и вцепляется Жанне когтями в лицо.

      Жанна визжит и вцепляется в Лину. Тарантино отдыхает.

      – Хватит, – говорю я. – Брейк.

      Я беру их за руки. Они пытаются вырваться, но я, черт возьми, не поддаюсь. Моя мама меня о таком не предупреждала. Думаю, что и папа не предупредил бы, если бы таковой имелся. Отделяю Лину от Жанны. Девчонки извиваются, держу их запястья.

      – Слушайте, – говорю, – хватит размазывать дерьмо по стенкам, я не виноват, что сегодня вас двое, я не специально это подстроил, но мне кажется, что из этого может кое-что выйти.

* * *

      И только еще часа через три, в полночь, когда обе девчонки уже дрыхнут на моем диване, а я выхожу из ванной с полотенцем вокруг чресл, раздается новый звонок в дверь, и теперь это уже действительно не кто иной как Рэн де Грие собственной персоной, похудевший и загорелый, как черт, а с ним, действительно, девчонка, и, действительно, не Вике.

      Ух, ребята, и девчонка же с ним.

      Бывает такая внешность, такая ослепительная, среднестатистическая красота, когда на бабе просто написано: «Меня родили на свет для того, чтобы все мужики падали, укладывались в штабеля, катали меня на кабриолете, и никто никогда не сможет меня бросить или там забыть». При такой внешности, к сожалению, лицо обычно бывает стервозное, а в глазах – беспросветная блядская тоска. Но у этой-то девочки, вы понимаете, в чем штука, еще ничего такого в глазах нет, потому что и еще опыта нет, потому что эта клубничка только-только с грядки, и авантюры ее еще по-честному увлекают. И вот в глазах у нее сплошное увлечение и чистый восторг.

      Блин, какая девчонка, охренеть.

      Бедный Рэн.

      – Знакомься, – говорит Рэн. – Моя Манон. Мы путешествуем вдвоем.

      – И далеко собрались?

      – Мы далеко собрались? – мурлычет Рэн, наклоняясь к ее ушку.

      – В Италию, – говорит Манон.

      – Сам-то как? – говорит Рэн.

      – Отлично, – отвечаю на автопилоте. – Ох, Рэн, да это же ты. Короче, хреново. Валить надо обратно в Америку.

      – Да ну? – Рэн сдвигает брови. – Это почему?

      – Не нравятся мне местные нравы. Коммунизм какой-то построили, пока меня не было. Только средства осваивать умеют. «А давайте размещать городские облигации».

      – Точно, – говорит Рэн. – У нас то же самое. Городские облигации.

      – У вас-то как раз, – говорю, – жаловаться не на что. Такие бабки варите.

      Де Грие морщится. Так, понятно, работу не будем трогать.

      – Давайте, – говорю, – нажремся. Сдвинем стаканы, товарисчи. Манон, тебе наливать?

      Манон негромко и понимающе смеется. Славная девчонка.

      – Манон, тебе же пить еще нельзя, – говорю. – Лет-то тебе сколько?

      – У женщин этого не спрашивают, –