Манон, или Жизнь. Ксения Букша

хочется романтики и «умения жить». Тридцать процентов рабочего времени они (нет, не «они», а «мы») лазаем по интернету, по всяким дурацким сайтам. Вот там все это и развернулось.

      Мы снова выезжаем на шоссе.

      – Ого, – говорю, – этот тип создает на дороге аварийную обстановку.

      – Подальше от него, подальше, – говорит Вике, вглядевшись. – Дураков на дороге много.

      – Ты наивная моралистка. Жан-Мари Бэрримор нам не простит.

      – Уступи ему.

      По радио начинается песня «Hallo» Кристины Агилеры, написанная к нашему рекламному перформансу.

      – Да ладно, – говорю. – Сейчас отстанут.

      – Да пошел он! – кричит Вике. – Не смей устраивать гонки! Что за нездоровый азарт!

      – Послушай, машину веду я, – я свирепею, внутри меня возгоняется чистое безумие.

      – Идиот! На метро ездить боится, а на машине – нет! Хватит!

      – В метро веду не я! – кричу я. – В метро от меня ничего не зависит! Не мешай мне, слышишь!…

      Вике вцепившись в сиденье, стискивает зубы, она молится про себя, она синеет, молча криком кричит, а я вдавливаю педаль газа в пол, я наяриваю, но тот, другой, не отстает, – Audi TT, пафосный хмырь и девчонка рядом с ним в красном платке, пляшут во всех трех зеркалах, маячат, то отпустят, то припустят, но не отстают: двести, двести пять, двести десять, а у всех ингольштадтских машин такая хищная ухмылка на радиаторе, трясется и маячит, бандитская рожа, и те двое, плохо различимы, плохо, плохо.

      Приклеились и на нервы действуют. Кабриолет, пафосный хмырь и девчонка рядом с ним. Да еще под песенку «Hallo», какого черта? Как ночью меня пугать, так это пожалуйста. А как до дела доходит, так растворимый кофе. Если нас и впрямь снимают, это будет лучший эпизод во всей картине. Жану-Мари Бэрримору это ужасно понравится. Короче, не пущу я их в левый ряд… эта девица в красном платке, и хмырь рядом с ней, бандитская рожа, ястреб Пентагона.

      И я начинаю медленно, медленно прибавлять ходу.

      Но они не отстают, честное слово, и это на ста восьмидесяти пяти. На двухстах. На двухстах десяти.

      – Ричи, хватит! – кричит Вике.

      Жму на газ; кусты резко срываются назад. Двести двадцать… тридцать. Красный платочек все ближе. Я выжимаю из своей машины все, что можно. Но хмырь разрастается у меня в зеркале, и, не удержавшись, бьет по гудку, Ии! Ии! Пропускай давай, не тормози! Ну!

      Опасный поворот. К черту.

      «Ауди» проносится мимо нас.

      – Останови машину, – говорит Вике тихо, глядя вперед.

      – Здесь нельзя останавливаться, это автобан, – говорю я.

      – Останови машину.

      Останавливаемся. Вике зло дергает за ручку двери и выходит.

      Еду за ней долго, почти километр. «Мерседес», наверное, удивляется: то несутся сломя голову, то заставляют ползти.

      Потом Вике садится обратно в машину.

      Мы едем дальше.

      Джек Нидердорфер

      Коньяк согрелся, надпись «Пристегнуть ремни» погасла, и Мэк поворачивается ко мне и спрашивает:

      – Как