Училка. Наталия Терентьева

не понимают, что они значат.

      – В дореволюционных гимназиях часто задавали сочинения строго определенного объема. Это дисциплинирует мысли. Я должен распределить все, что я хочу сказать, на пять предложений. Или на пятнадцать. Вторая тема, если кому-то интереснее будет она: «Я сочувствую главному герою, потому что…».

      – Странная тема… – проговорил мальчик с как будто хорошим и правильным лицом, но быстрым и неуловимым взглядом.

      Вот он смотрит на тебя, а вроде и не смотрит. Может, у него просто астигматизм?

      – Какое отношение эта тема имеет к литературе? – продолжал мальчик.

      – Петя! – шикнули на него девочки. – Не мешай писать!

      – Нет, почему. Давайте на минуту прервемся. Это важный вопрос. А литература, Петя, как ты думаешь, чем занимается вообще? Для чего пишутся книжки?

      – Для бабок! – проорал Будковский.

      – «Минус один балл» себе поставь сверху на работе, – попросила я его.

      – Чё это? – возмутился мальчик. – Я же не «блин» сказал, а «бабки»! Вован, – он пихнул своего друга Пищалина, – ты слыхал, я чё, разве «блин» сказал?

      Пищалин поддержал Сеню, забубнил:

      – Не, правда, Ан-Леонидна, «бабки» – это не «блин»… Чё, «бабки» нельзя тоже говорить? Во, блин, ни-чё нельзя уже… «Бабки» – нормальное слово…

      Ушастый Кирилл, обрадовавшись, что атмосфера как-то разрядилась, все говорят вслух, сочинение вроде не пишут, встал, объявил: «Бурановские бабки!» и попробовал сплясать и спеть.

      – Сядь, Кирилл. И «минус балл» напиши себе на сочинении.

      – Офигеть, – тихо, но внятно отреагировал Кирилл.

      – «Минус два балла» напиши.

      Кирилл, побледневший от ярости даже под своим сильным загаром, сел на место и стал что-то черкать на листочке.

      Я подошла к нему и подписала сверху в открытой тетради: «Минус два балла».

      – Вам же хуже, – еле слышно пробурчал Кирилл.

      Фамилию его я забыла, какая-то длинная, сложная, а сейчас бы хорошо – по фамилии, построже. Вообще, конечно, виновата я, они были сосредоточены на сочинении, я сама поддаюсь на провокации. А они – люди умелые. Как сорвать урок, как перевести разговор на переход на летнее время, на недосып, а также на всеобщее обнищание педсостава, на то, что не разрешают теперь дарить подарки учителям на праздники (зачем только в школу шла?), на всякое разное – это умеют даже мои третьеклассники, научились уже, особенно один из них, ныне загипсованный.

      – Так какие вопросы решает литература?

      – Нравственные, – сказала Катя Бельская.

      – Философские, человеческие… – поддержали ее несколько голосов.

      Ну вот, не зря мне обещали, что в этом классе я буду отдыхать. Что здесь есть ученики, хотя бы похожие на гимназистов. Класс гимназический, вроде как.

      – А сочувствие – это категория нравственная, ведь так?

      – Так… – нестройно согласились со мной дети.

      Не уверена, что они понимают смысл слова «нравственность». Но времени выяснять это сейчас