Блатной конвейер. Кирилл Казанцев

пенсионный. Извините, не выгнали, а проводили на пенсию. И что же стало лучше, что исчезло из того, за что милицию хаяли? Поборы в ГИБДД как были, так и остались. Следователи как не хотели работать, так и не хотят. Вон, сосед у меня! Три раза к нему в гараж пацаны залезали. И что? Все повесили на одного неблагополучного, с которого и взять-то нечего. А трое из тех семей, кто смог деньжат собрать и принести, оказались свидетелями. Хотя весь район знает, кто и как лазил. А похищенное где? Мужика обули тысяч на двадцать. Кстати, в третий раз даже дела не возбудили и его не уведомили. А еще я могу про шубу рассказать…

      – Вот и пиши про них, – проворчал Поляков, – добивайся справедливости. Чего же ты всю систему чернишь?

      – А потому что система и виновата, Иван Захарович! Система попустительствует, система позволяет так работать. Точнее – не работать. А ведь это мелочи, все, о чем я сейчас говорил. Вы знаете, что родители воем воют вместе с учителями. Наркоту продают прямо во дворах! Где полиция? Половина города знает, что Коля Хохол наркотиками торгует, а полиция ничего сделать не может.

      – Ты предлагаешь в каждом дворе полицейского поставить? А ты знаешь, что у нас штаты сократили на двадцать процентов?

      – Извините, но есть же у вас и иные методы работы! Какие-то оперативные мероприятия.

      – Вот! – наставительно поднял Поляков вверх указательный палец. – Об оперативных мероприятиях заговорили! А кто в советские времена, да и не только в советские вой поднимал, что органы превратили страну в государство «стукачей»? Ты на Запад посмотри, Сева. Там домохозяйка в окно выглянула, увидела, что машина припаркована неправильно, она первым делом в полицию позвонит и сообщит о нарушении. И это считается в порядке вещей. Это называется – законопослушные граждане, это помощь полиции. А у нас каждый свой гражданский долг засунул за печку, а с полиции требует. Мы что, всемогущие? Такие, как ты, хотят и демократическую рыбку съесть, и…

      – Папа! – остановила Катя отца, зная, какая не совсем приличная концовка фразы последует дальше.

      – Что – папа? – проворчал Поляков. – Папа! Это, знаешь, как с дворниками. Мы гадить будем, мы принципиально фантики мимо урн бросать будем, а попрекаем дворников, что за каждым с метлой не ходят целые сутки. Есть же разумные пределы всему!

      Катя за спиной отца сделала жениху знак, постучав пальцем по виску. Сева нахмурился и промолчал. Это была вечная ситуация – все разговоры с будущим тестем постоянно превращались в пикировку и споры. Сева все время пытался относиться со снисхождением к будущему тестю: чего взять со старого пьющего участкового? Но все время срывался.

      Иван Захарович тоже корил себя за несдержанность. Получалось, что он опускался до современной молодежи с ее подростковым инфантильным максимализмом. Связываться и спорить не стоило и по другим причинам. Если быть честным, то майор Поляков в глубине души был кое в чем с Севой Андреевым согласен. Согласен с тем, что есть недостатки. Не согласен он был принципиально с позицией молодого журналиста.