Конец света с вариациями (сборник). Александр Тюрин

прошептал Коля, открыв один глаз, нормальный. – Знаешь, что я придумал? Мы с тобой, Саша, будем богами для этих жуков. Мы дадим им рай, а потом отберем.

      – Че?

      Коля осторожно протянул руку и легонько пожал ладонь. Не отнимая руки, он открыл другой глаз, розовый и гноящийся, и сказал:

      – У вас, жуков, логика хромает. Мы не сможем дать рай вам всем, потому что жратвы мало, а вас много; вас должно быть… – он жутковато улыбнулся, – …немного меньше.

      И крепко, до мерзкого хруста, он сжал свою ладонь в кулак.

      Ина Голдин

      Увидеть Париж

      Говорят, у эскимосов есть двадцать с лишним названий для снега. Я думаю – каким же адом для них должна быть жизнь. За то время, что я провел в России, я едва ли научился различать пять. Но мне хватило. Помню, дома хоронили моего товарища; он погиб под самое Рождество, и во время похорон пошел снег. Обычно его в это время не допросишься, а тут он посыпался, будто издеваясь, напоминая о радости, звенящих колокольчиках – мелкий, яркий, будто прошедший через сито с блестками. Он падал на гроб, так что в конце концов тот стал похож на странное блюдо с сахарной пудрой. Обиднее всего было знать, что вот священник сейчас бросит на крышку гроба последнее «Аминь» и пойдет домой выпить, согреться и приготовиться к праздничной мессе.

      Здесь людей заваливает при жизни, и покрепче, чем тогда моего друга.

      Но в том-то и дело, что снег сходит. Скоро его сменит град, дождь. Потом придут молнии. И зимы уже никогда не будет. В этой мысли я ловлю какое-то странное утешение. Когда ненавидишь что-то с такой силой, желаешь, чтобы оно исчезло, даже если сам исчезнешь тоже. Психология шахида, мой дорогой Матье. Как говорят здесь, с кем боролись…

      – Вы можете мне просто ответить, летают самолеты или нет? – я еще сдерживаюсь. У девушки белесое непробиваемое лицо. Во взгляде – обычная служебная ненависть к любому, кто задает вопрос.

      – У нас нелетная погода. Мы дожидаемся специального разрешения… Я не могу…

      Мне стыдно, но я начинаю загибаться от смеха, одной рукой держась за стойку.

      – Н-нелетная погода… Ничего себе эвфемизм…

      Она вдруг начинает шмыгать носом. Плечи дергаются под нелепой блузкой цвета хаки. Только этого не хватало.

      – Ну что я-то могу сделать?! Думаете, вы один такой?

      Их коллективизм меня умиляет. Не то важно, чтобы ты не страдал. Важно, чтобы страдал сосед.

      А в данном случае я генерально не один.

      Скопившаяся в аэропорту толпа дружно ахает, напрягшись с задранными головами. Они смотрят в телевизор под потолком. Там только диктор, картинки не показывают. Наверное, показывать уже нечего.

      – …Африка… Невиданные по силе грозы… Мы потеряли связь… По последним свидетельствам… Кейптауна больше нет.

      Это «нет» падает в тишину, как комок снега на крышку гроба.

      – Грозовой фронт движется…

      Но Европа-то еще есть, правда?

      – Думаете, раз иностранец – так все позволено?! – продолжает негодовать девушка. Она даже не заметила