Конец света с вариациями (сборник). Александр Тюрин

протянул в окошко паспорт, а я свидетельство о рождении и сто рублей; взамен нам сунули тетрадку в косую линию, где мы поставили подписи напротив своих фамилий; потом нам вернули документы и выдали по две сосиски, две круглых витаминки и картонную упаковку из-под яблочного сока. В упаковке была вода. Игорь потянул меня за угол, где мы присели на бетонную тумбу и принялись за еду. Совсем рядом поскрипывали ржавые качели, и я очень хотел покататься на них, но не решался, потому что было стыдно перед Игорем: вдруг он подумает, что я все-таки еще ребенок?

      – Нет никаких мародеров, фигня это, – сказал Игорь и зачем-то достал пистолет.

      – Нам соврали? Но почему?

      – Все должно быть по закону, – невпопад ответил он. – Люди должны быть обеспечены пайком.

      В сосисках что-то было. Что-то, что застревало в зубах. Я хорошенько разжевал кусочек и сплюнул на руку. Посветил фонариком на ладонь.

      – Что там? – спросил, напрягаясь, Игорь. – Ноготь? Волосок?

      – Нет, – ответил я. – Камешек.

      – Обычный камень?

      – Да.

      – У отца твоего друга были камни в почках?

      – Откуда я знаю? – удивился я и выкинул камешек.

      А потом была моя квартира и спящая мама, у которой из головы выпадали волосы. Волосы оставались на подушке, а когда мама встала и провела рукой по голове, они посыпались на ковер, как осенние листья. Игорь придерживал маму за локоть; они сели на пол перед трюмо, рядом горела свечка, и они, заедая водку одной сосиской на двоих, горланили песни. Потом плакали и снова пели. Игорь говорил, что мой папа – дурак и что необходимо срочно вымыть окна, хотя, конечно, уже поздно.

      Я обижался, но молчал.

      Игорь кричал, что люди умирают повсюду, что еще три дня назад у ларька стояла очередь, а теперь они умирают, потому что слабые, а в этом доме еще остались живые, потому что здесь живут сильные духом люди. И никакой этот дом не особенный, а кошки бегут сюда, потому что в подвалах еще до взрыва какой-то умник разбил двадцать пузырьков валерьянки. Игорь сказал, что пистолет ему больше ни к черту и скинул его с лоджии, а потом вышел из квартиры и минут через пять привел толстого мужика с гитарой. Мужик признался, что тоже был против затеи с покраской окон, и тогда Игорь налил ему водки. Потом пришла женщина с ребенком; ей тоже налили. У ребенка была кожа ненормального желтого цвета, и он все время бегал в туалет, потому что его тошнило, а потом так и остался в туалете и не выходил, но его мать, кажется, не заметила этого и пела со всеми песню про русские березки, а толстый мужик подыгрывал на гитаре.

      Потом Игорь сказал, что даже сейчас они закрашивают окна вместо того, чтобы сделать хоть что-нибудь; хотя что-то делать, конечно, уже поздно.

      Мужик с гитарой оживился, поднял рюмку и сказал:

      – За световое излучение.

      Выпили.

      Потом Игорь, действуя стремительно, разлил по новой и крикнул:

      – За ударную волну!

      Выпили.

      Мама закашлялась, но все-таки смогла прохрипеть:

      – За проникающую радиацию!

      Выпили.

      Женщина, ребенок которой