Русский аркан. Александр Громов

потрясти греков. Рвение зачтется.

      В этот момент ротмистр Недогреев еще не знал, что никто не зачтет ему рвение. Он начал догадываться об этом через десять минут, докладывая о ходе розысков прибывшему в Ливадию полковнику Гоцеридзе.

      – И это всо, до чего ви дадумалыс? – весело спросил полковник, не успевший еще перевести дух после быстрой езды.

      У Фаддея Евлампиевича упало сердце. Всякий, кто имел случай познакомиться с полковником Гоцеридзе, знал: веселость и нарочито преувеличенный грузинский акцент являются у него признаками крайнего неудовольствия. Напротив, если он кричит, топает ногами и грозит списать нерадивого подчиненного в околоточные надзиратели, это значит, что дела идут относительно неплохо, полковник лишь чуть-чуть недоволен. В состоянии полного довольства его никто никогда не видел.

      Сын грузинского князька и русской мелкопоместной дворяночки, он лишь однажды побывал в Тифлисе и скоро уехал оттуда, не в силах взять в толк, что хорошего находят люди в этой раскаленной, как сковородка, долине среди никчемных гор. Впрочем, и Россия как страна полей, березовых рощ и заливных лугов привлекала его ничуть не больше. Иные дети от смешанных браков впитывают культуру обоих народов, приобретая вдвое больше, чем дети обыкновенные, – Гоцеридзе не приобрел ни того, ни другого.

      Смыслом его жизни и главным источником удовольствия стал сыск. Получив в наследство необузданный темперамент, он не обходил стороной женщин, в то же время превосходно зная им цену. «Разве это человек? – шушукались за его спиной. – Это помесь племенного производителя и счетной машины. Механический жеребец!»

      Более осведомленные знали: южная горячность оставлена полковником на виду, как некое украшение, а внутри – лед. Никакой кухмейстер не сумеет запечь ледяное мороженое в пышущем жаром чебуреке – природа сделала это с Гоцеридзе легко и непринужденно.

      – Савсэм глупый, да? – продолжал Гоцеридзе, глядя на Фаддея Евлампиевича столь ласково, что тому мечталось сравниться ростом с микробами и стать невидимым. – Констанца, да? Грэки? На шаландэ туалэт есть, да? Тры дня до Одессы, нэ мэншэ четырох до Констанцы. Куда великий кнажна в туалэт ходыть? За борт, да? Пры мушшынах?

      Фаддей Евлампиевич повесил голову. А ведь верно! Как он мог не сообразить: шаланда – просто большая пузатая беспалубная лодка с парусом. Крошечную каюту вроде крысьей норы она иметь может, но уборную – извините. На лов рыбы ходят мужчины, кого им стесняться в море?

      – И еще одной важнейшей вещи вы не поняли, ротмистр, – продолжал как ни в чем не бывало полковник, убрав акцент и, по-видимому, слегка оттаяв. – Вы не вполне отдали себе отчет в мотивах побега великой княжны Екатерины Константиновны. Кстати, кого еще вы подняли по тревоге? Надеюсь, губернатора не побеспокоили?

      – Никак нет-с.

      – И то ладно. Что, по вашему мнению, явилось главным мотивом бегства?

      – Э-э… девичья… блажь, – промямлил ротмистр, чувствуя себя дурак-дураком. – Так сказать… э-э…