Русский аркан. Александр Громов

в жизни потеряно!

      Deliberando saepe petit occasio[1] – вспоминал он не лишенный ехидства афоризм древних римлян, но, перестав думать, оглядывался – и не видел случая.

      Сонный покой. Скука. Сиди, считай мух и мечтай о великих делах… В Ялте Фаддей Евлампиевич приобрел некоторую дородность фигуры, отрастил приятные взгляду полубакенбарды и начал подумывать о женитьбе как последнем средстве не спиться и сохранить карьерные виды.

      Этим летом только во время землетрясения и большой волны вышло беспокойство, да и то тягостно-скучное. Приказом свыше ялтинскую жандармерию бросили на помощь полиции, только и всего. Велик ли труд наблюдать за свозом утопленников в покойницкую, отгонять любопытных и протоколировать опознание? По специфически жандармской части – ничего. Ни массовых беспорядков, ни хотя бы прокламаций, злокозненно обвиняющих государственную власть в природном катаклизме.

      Приходилось заниматься ерундой и изобретать для агентов задания одно нелепее другого. То и дело являлись с жалобами делегации от татар, никак не желающих понять, что Отделение не занимается ни землемерными делами, ни налоговыми, ни уголовными. Непонятно было, что делать с полоумным дьяконом Мефодием, не раз выкликавшим, к вящему соблазну верующих, что Земля-де стоит не на трех китах, а на шестнадцати, причем семь из них он будто бы видел лично. Ротмистр с удовольствием подержал бы фантазера с недельку в холодной ради прибавления ума, но благому сему намерению крепко мешала паства, видящая в дьяконе кто забавника, а кто блаженного; переписка же с церковными властями длилась уже не первый месяц безо всякого толку. Временами трещал телеграфный аппарат, в основном требуя усилить меры и повысить бдительность. Такие циркуляры получали все жандармские управления и все отделения на местах. Фаддей Евлампиевич знал, что к нему это не относится. Хоть ты вдесятеро повысь бдительность, хоть вовсе махни на все рукой и уйди к морю купаться – ровным счетом ничего в мироздании не изменится.

      Впрочем, изредка поступали шифрованные телеграммы. По большей части они исходили от его высокопревосходительства генерала Сутгофа, начальника штаба Отдельного корпуса жандармов. Иные были адресованы на высочайшее имя. В Ливадийском дворце имелся телеграфный аппарат, но шифровки шли через Ялту. По какой-то прихоти государь не держал при себе шифровальщика из Третьего отделения.

      Тогда ротмистру Недогрееву казалось, что вот-вот что-то переменится. Шифровальщик, проверенный вдоль, поперек и насквозь, расшифровывал послание, и Фаддей Евлампиевич, заглянув в него ради любопытства, запечатывал депешу в конверт и отсылал в Ливадийский дворец с нарочным. Иногда посыльный жандарм возвращался с кратким ответом государя, обычно что-нибудь вроде: «Благодарю вас. Неизменно благосклонный к вам Константин». Только-то. Да и благосклонность монарха относилась к генералу Сутгофу.

      Всего несколько дней назад его высокопревосходительство известил государя

1

Часто от долгих раздумий пропадает случай (лат.).