Титан. Теодор Драйзер

лет назад, то могли бы войти в долю. Впрочем, теперь и думать об этом нечего. Их бумаги торгуются почти по сто шестьдесят за штуку.

      Каупервуд улыбнулся.

      – Хорошо, мистер Лафлин, – сказал он. – Насколько я понял, вы уже давно ведете дела на бирже и много знаете о том, что здесь происходило в прошлом.

      – Да, с тысяча восемьсот пятьдесят второго года, – ответил старик. Густая поросль его неухоженных волос напоминала петушиный гребень, выступающий подбородок наводил на мысли о Панче и Джуди, а слегка крючковатый нос и высокие скулы контрастировали со впалыми смуглыми щеками. Его глаза были ясными и пронзительными, как у рыси.

      – По правде говоря, мистер Лафлин, я приехал в Чикаго, чтобы найти человека, который мог бы стать моим партнером, – продолжил Каупервуд. – Я сам занимаюсь банковским и брокерским делом в Восточных штатах. У меня есть фирма в Филадельфии и оплаченные места на Нью-Йоркской и Филадельфийской биржах. Я также веду некоторые дела в Фарго. Вы можете найти сведения обо мне в любом торговом агентстве. У вас есть место на Чикагской товарной бирже, и, без сомнения, вы проводите некоторые сделки на биржах в Нью-Йорке и Филадельфии. Если вы пожелаете присоединиться ко мне, то новая фирма сможет непосредственно заниматься всеми делами. Сам я могу оказывать эффективную помощь. Я подумываю постоянно обосноваться в Чикаго. Как вам нравится мое предложение?

      Когда Каупервуд хотел кому-то понравиться, у него была привычка складывать ладони и постукивать поочередно кончиками пальцев. При этом он ослепительно улыбался, его глаза излучали теплый, почти гипнотический свет.

      В данный момент жизни старый Питер Лафлин хотел получить нечто подобное. Он был одиноким человеком, который не смог вверить свой изменчивый темперамент в руки какой бы то ни было женщины. По сути, он вообще никогда не понимал женщин, и его отношения с ними ограничивались кратковременными предосудительными связями, которые неохотно поддерживались некоторой суммой. Он жил на Вест-Харрисон-стрит возле театра «Троуп» в трех небольших комнатах, где иногда сам готовил себе еду. Его единственным спутником был маленький спаниель, добродушная и ласковая сучка по кличке Дженни, которая спала в его постели. Дженни была послушной и любящей подругой, терпеливо ожидавшей в его кабинете, когда его не было по вечерам. Он разговаривал с собакой, как с человеком, наверное, даже более откровенно, и принимал в ответ ее взгляды и виляние хвостом. Просыпаясь поутру обычно около пяти – стариковский сон короток, – он первым делом натягивал штаны, так как гигиена не была его привычкой, иногда делал визит к парикмахеру в центре города и обращался к Дженни.

      – Пора вставать, Дженни, – говорил он. – Сейчас мы заварим кофе и приготовим какой-никакой завтрак. Я же вижу, что ты не спишь.

      Дженни любовно наблюдала за ним краешком глаза, ее хвост постукивал по кровати, ухо приподнималось.

      Лафлин споласкивал лицо и руки, повязывал старый галстук-ленточку простым узлом