Титан. Теодор Драйзер

финансовый гений», который может принести большую пользу Чикаго, если обоснуется в городе, а из-за чарующего взгляда собеседника. Хотя внешне Каупервуд сохранял полнейшую невозмутимость, от него веяло огромной человеческой силой, покорившей сердце его собрата-банкира. Оба они были себе на уме, но уроженец Филадельфии больше повидал на своем веку. Эддисон был добросовестным прихожанином и образцовым гражданином; Каупервуд не мог бы разделить взгляды Эддисона на мир. Каждый их них был безжалостен и старался брать от жизни все, но Эддисон был слабее, поскольку боялся рисковать. Человек, стоявший перед ним, утратил чувство страха. Эддисон рассудительно жертвовал на благотворительность, лицемерно следовал общественным установлениям, притворялся, что любит свою жену, которая давно ему надоела, и втайне предавался незамысловатым удовольствиям. Человек, стоявший перед ним, пренебрегал любыми правилами, таил свои замыслы, умел манипулировать близкими людьми и всегда действовал в свою пользу.

      – Ну что же, мистер Каупервуд, – начал Эддисон. – Мы здесь, в Чикаго, высокого мнения о себе, но не говорим об этом в открытую, чтобы не прослыть слишком высокомерными. Мы вроде младшего сына в семье, который знает, что он лучше других, но до поры до времени скрывает свои амбиции. Мы не слишком воспитаны, а разве вам приходилось видеть любезного подростка? Но мы совершенно уверены, что станем любезными и приятными. Каждые полгода мы вырастаем из старых штанов, поэтому выглядим не слишком модно, но вы обнаружите, мистер Каупервуд, когда осмотритесь, под этой одеждой скрываются сильные мышцы и крепкие кости. Тогда вы не будете обращать особенного внимания на наши наряды.

      Открытые и совершенно искренние глаза мистера Эддисона прищурились, и на мгновение их взгляд стал жестким, а в его голосе появились металлические нотки. Каупервуд видел, что он действительно влюблен в свой город. Чикаго был его искренней любовью. Секунду спустя в уголках его глаз собрались морщинки, складки возле губ разгладились, и он улыбнулся.

      – Буду рад поведать вам обо всем, что в моих силах, – продолжал Эддисон. – Здесь есть много интересного.

      Каупервуд дружелюбно улыбнулся в ответ. Он стал расспрашивать о состоянии разных производств и ремесел. В Чикаго все было иначе, чем в Филадельфии: состояние дел здесь было шире и свободней. Стремление расти и практично использовать местные возможности были присущи Западу, что нравилось ему независимо от того, собирался ли он развивать свою активность в деловой жизни Чикаго. В любом случае здешний климат был благоприятным для его намерений. Ему предстояло преодолеть свое тюремное прошлое и освободиться от жены и детей, по крайней мере в юридическом смысле, поскольку он не хотел бросать их на произвол судьбы. Каупервуд желал приобщиться к энергии и смелости, которые царили в Западных штатах, ради той силы и свободы, с которой он игнорировал общепринятую мораль. «Мои желания – превыше всего» – таков был его девиз, но для этого