Вожделение бездны. Елена Черникова

себе профессор Кутузов, поскольку вся, целиком, зависит от предпосылки. Никогда не любил Бертрана Рассела. А вот прижало, и вспомнил, и прощения попросил.

      «У вас по шкафам скелеты. У меня в шкафу Библия. Ваш ход».

      Из арки выковыляла бабуля в дублёнке. Кутузов остановился и в упор осмотрел бабулю. Подслеповатая, не заметит упора.

      Она прошаркала в его сторону шагов десять, и он разглядел в ней даму, ещё пять-шесть – женщину со следами былой, девушку на выданье и девочку в бантах. Чудесный случай полноприводной женщины сам плыл в руки. Профессор откашлялся, привлекая к себе немного внимания, сделал почтительный шаг навстречу, неприметно поклонился и сказал:

      – Вы позволите? У меня, как у всех мужчин, сегодня праздник, и я хочу подарок. Я выбрал. Не будет ли с моей стороны невежливостью просить вас вручить его мне?

      Она остановилась, удивлённая речью. Отвечала от имени дамы:

      – Разумеется. Чем вам помочь?

      – Возьмите у меня Библию.

      Дама тут же соскользнула в бабулю, глаза потухли, губы сжались.

      – Почём ныне опиум народа?

      Профессор отшатнулся. Преподаватель стилистики, творчества и словесного мастерства, он отметил и безупречное отсутствие налипшего предлога «для», и высокое «ныне», и ехидное, особенно в этих антикварных устах, «почём». «А не влип ли я?» – успел подумать Кутузов, но сказал:

      – Я хочу подарить вам эту книгу, чтобы она жила здесь, на Кутузовском проспекте, в вашем доме…

      – Ах, голубчик, у меня квартира. Дома растут на другой планете, куда не долететь на рисовых страницах вашей книги, – смягчилась рептилия, возвращаясь в даму. – Вы же небось гостиничную принесли, в искусственной коже, а там, насколько я помню, тонюсенькие листочки, будто на раскрутку.

      «Эк её кидает!» – невольно восхитился Кутузов.

      – Как вы догадались?

      – Я тоже первым делом избавилась бы именно от неё, – пояснила она, двигая даму.

      «Что-то не клеится беседа…» – озадачился было Кутузов, но дама протянула руку и сказала:

      – Разрешите пожать вашу. Я не могу принять ваш подарок в собственность, но у меня есть дети, внуки… и, если уж начистоту, правнуки. Могу передать кому-нибудь из них. А кстати, вон в том доме открылась букинистическая лавка.

      – Нет-нет… простите меня. Я хотел вам, лично, вы такая…

      – А какая вам разница, кому я отдам вашу Библию? Да хоть в контейнер брошу – вы же не увидите. Не узнаете. Неужели вам небезразлично, где окончит свои дни ваша недорогая, вся в опечатках, некогда запретная книжица?

      Сначала возмутился коллекционер, потом мужчина. Внезапно взъярившись, Кутузов сверкнул очами:

      – Благодарю вас, мадам. Извините. Счастливого пути.

      Бабуля усмехнулась, погасила последние отсветы в зрачках и двинулась, умудрённая, в сторону от Кутузова.

      Профессор стоял на февральском ветру уютного проспекта, сжимая в кармане портативный томик Библии, смотрел вслед удивительной женщине, разбирающейся