Охотники за ФАУ. Георгий Тушкан

голову, хлопал ладонями по ушам и громко, будто рубил дрова, выкрикивал:

      – Гу-гу-гу!

      – В ансамбль песни и пляски собираешься?

      Автоматчик продолжал гукать. Майор подошел, сильно тряхнул его за плечи и прокричал ему в ухо:

      – Слышишь меня?

      – А? Вроде слышу, товарищ майор. В ушах будто в железном котле: клепки заклепывают…

      – Ранило?

      – Вроде бы целый. А слышу-то – как с того света!

      – Беги к связистам. Чтоб на этом свете у меня через десять минут была телефонная связь и электричество! Наружного часового оставь за себя. Повтори!

      Когда Бекетов докричал свой ответ: «Мацепуру оставить за себя!» – у наружных дверей послышался хриплый голос:

      – Я тут, товарищ майор.

      Невысокий, широкий в плечах, пожилой автоматчик говорил степенно, стряхивая с себя песок.

      Из дверей, ведущих во вторую половину дома, выглянула заспанная физиономия лейтенанта Винникова:

      – В чем дело, Сысоев?

      – Дело в капризе взрывной волны. Спи.

      Дверь захлопнулась. К разбитому окну Сысоев и автоматчик привалили снаружи кусок дощатой стены от разваленного сарайчика.

      – А тебя, Мацепура, не задело? – спросил Сысоев.

      – Шостый раз чертов фашист кидает бомбу прямо в мене – и все мимо. Судьба! Фахт.

      – Я было поверил, что Мацепура не боится ни огня, ни воды, ни черного болота, а ты, оказывается, каждую авиабомбу своей считаешь. К разбитому окну никого не подпускай.

      Сысоев вошел в коридор.

      – Один момент, товарищ майор.

      Сысоев по голосу понял, что автоматчик хочет сказать что-то важное, остановился.

      – Как Бекетов вернется, мы ваше окно организуем. Вы извините, только я вам хотел про себя такое сказать: я не новобранец, чтобы пугаться. За германскую войну имею два Георгиевских креста и за эту – два ордена Славы, и сюда из госпиталя меня направили только потому, что я уже немолодой. Внуков имею, а на войну пошел добровольцем. Фахт!

      – Все?

      – Нет, не все. Обратите внимание: почему фриц бросает бомбы только на то село, где мы расквартировываемся?

      – Ну, это тебе так кажется.

      – Никак нет! Вчора и позавчера, – перешел Мацепура на украинский, – колы мы розквартирувалысь в Новиньках, бомбы тильки-тильки в нас не попалы – фахт!

      – А ведь верно, упали метрах в шестидесяти – ста, – согласился Сысоев.

      – А я шо кажу? А позапозавчора? И так усю нэдилю… Нам, наружным часовым, усе выдать. И нема того, шоб целить у столовку Военторга, к примеру, а усе норовыть попасты або в нашу хату, дэ оперативный дежурный и секретна часть, або в хаты, дэ расквартирован командующий, члены военного совета, начштаба, – фахт!

      – Доложи коменданту и сам следи внимательно, может, и выследишь, кто наводит.

      – Золоти слова, товарищ майор. Я и кажу, что нэ може бомбардировщик тэмной ночью, без ориентира, прилететь точно до цели.

      – Вот