Дальний приход (сборник). Николай Коняев

значит, меня для вас как бы и нет…

      – Почему же нет, если вот вы – стоите?..

      – Так ведь, по Толстому, кто тут стоит? Человек, который народ дурачит, а не священнослужитель…

      – Да?!

      – Да… По Толстому, именно так получается, – сказал отец Игнатий.

      Петр Андреевич вздохнул тяжело.

      – Нескладный какой-то у нас разговор получается… Вот с прежним батюшкой мы любили, любили потолковать о философии. Жалко его, очень душевный человек был…

      – Царствие ему Небесное… – перекрестился отец Игнатий.

      – Да… – вздохнув, продолжал Петр Андреевич. – Душевный. А знаете, я вообще-то помянуть его хотел… Можно?

      И Петр Андреевич вытащил из портфеля бутылку настоящей заводской водки. Отец Игнатий пожал плечами.

      – Не положено, конечно, Великим постом это дело. Но вы ведь толстовец. Помяните… Что ж… Дело такое.

      – А вы со мной не помянете?

      – А я, извините, не употребляю… – ответил священник. – Я помолюсь за него лучше…

      Петр Андреевич недоверчиво посмотрел на него, но настаивать не стал. Вытащил из портфеля стопочки и наполнил их. Потом посмотрел на церковь и перекрестился. Взял стопку и выпил. И хоть заводская была водка, не подпольная, не поддельная – точно знал Петр Андреевич, – но показалось, будто бензин выпил.

      Сморщился. Вытащил папиросы из кармана, закурил.

      – Прежний-то батюшка тоже Толстого не жаловал… Поругивал его.

      – Правильно делал… – похвалил своего предшественника отец Игнатий. – Гордый очень человек Толстой был. В дерзости ума своего на само Евангелие руку поднял. Переписать его дерзнул.

      – А разве Евангелие тоже Толстой написал?

      – Евангелие евангелисты писали. А Толстой хулу на Евангелие составил.

      – Не знаю… – задумчиво сказал Петр Андреевич. – Не читал. А вот вы «Войну и мир» читали?

      – Приходилось, – улыбнулся священник.

      – Ну и как? Пьер Безухов вам, к примеру, разве не понравился?

      – А почему он мне должен нравиться? – удивился священник. – Масонством баловался. А в конце так и вообще – вроде как в декабристы подался. Очень запутавшийся человек…

      – Зря вы так… – огорченно сказал Петр Андреевич. Он посмотрел на наполненную, не тронутую священником стопку и выпил ее: – Зря… Пьер Безухов, по-моему, как раз настоящий христианин и был. Помните, как говорит про него Толстой? Что, дескать, Пьер принадлежал к тому типу русских людей, для которых обладать богатством хочется для того, чтобы когда-нибудь можно было бросить все эти богатства. Разве это неправильно, по-вашему? Разве можно сказать, что Пьер нехороший человек был?

      – А я разве сказал – не хороший? – удивился священник. – Я сказал – запутавшийся. Хорошие люди тоже, бывает, запутываются и творят сами, не ведая что…

      – Ага… – обиженно проговорил Петр Андреевич. – Конечно. Вы уж извините меня, отец Игнатий, но, по-моему, для вас все мы, толстовцы, не хороши.

      – А как же иначе? – терпеливо