Улыбка женщины. Николя Барро

отличие от меня моя милая родительница располагала массой свободного времени. Она любила звонить мне в издательство, потому что знала: там обязательно снимут трубку. Когда меня не было на месте, она болтала с мадам Пети, которую находила «просто очаровательной». Однажды я дал маме свой рабочий телефон – на крайний случай. Жаль, что наши представления о том, что это такое, сильно не совпадали. Демонстрируя безошибочную интуицию, мама звонила мне всякий раз, либо когда я, пытаясь уложиться в график, попадал в ужасный цейтнот, либо когда мне надо было срочно редактировать рукопись, которую во второй половине дня желательно сдать в набор.

      – Представь только, наш старик Орбан собирал вишни и свалился с лестницы. Теперь лежит в больнице – перелом бедра. Что ты на это скажешь? Я имею в виду, каково в его возрасте лазить по деревьям, а?

      – Мама, я тебя умоляю, у меня сейчас совсем нет времени.

      – Боже мой, Андре, что ты так нервничаешь? – недовольно спрашивала мама. – Я думала, тебе будет интересно это узнать, ты так часто бывал у него в детстве.

      Кончались эти разговоры, как правило, неприятно. Иногда я пытался беседовать с мамой, не отрываясь от работы. В этом случае я невпопад поддакивал ей или вставлял к месту и не к месту другие междометия, что в конце концов начинало ее раздражать.

      – Андре, ты вообще слушаешь меня? – сердилась мама.

      Иногда мне самому приходилось прерывать ее на полуслове.

      – Я больше не могу! – кричал я в трубку.

      А потом выслушивал упреки в том, какой я стал нервный и, по-видимому, совсем не слежу за своим питанием.

      Тогда я спешно обещал ей перезвонить вечером из дома и поговорить «в спокойной обстановке», чтобы мама не обиделась на ближайшие лет сто.

      Так что для всех заинтересованных сторон было бы лучше избегать этих телефонных переговоров в офисе.

      – Если позвонит моя мать, скажите ей, что я на конференции и свяжусь с ней вечером, – не раз говорил я мадам Пети.

      Но секретарша была не на моей стороне.

      – Это же ваша мама, Андре! – восклицала она, в очередной раз проигнорировав мое распоряжение, и, если хотела меня позлить, добавляла: – Мне тоже кажется, что порой вы бываете чересчур раздражительны.

      – Вы слышали, что я сказал, мадам Пети? – Я старался смотреть на нее как можно строже. – У меня совершенно нет времени, и вы ни под каким предлогом не должны соединять меня ни с моей матерью, ни с кем-либо другим, за исключением Адама Голдберга или кого-нибудь из его агентства. Надеюсь, вы меня поняли.

      Симпатичная мадемуазель Мирабо посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. Когда она только пришла на работу, я взял ее под свое крылышко и стал терпеливо объяснять все нюансы издательской рутины. Мадемуазель Мирабо слушала меня с восхищенной улыбкой, а потом сказала, что я напоминаю ей главного героя фильма «Русский дом» по триллеру Джона Ле Карре, – в молодости, разумеется, – с такими же карими глазами и бородой.

      Тогда я чувствовал себя польщенным. Конечно, какой