Миллион миллионов, или За колёсиком. Александр Анин

над телом Дорсета, без чувств, без мыслей, без желаний. Потом накрывает курткой начавший холодеть труп и бредёт к дому.

      Жена как-то скукожилась, плачет, прислонясь к перилам лестницы. Сын всё так же стоит в дверях, его бьёт крупная дрожь. Что до Мхова, то теперь, увидев своими глазами, во что превратился Дорсет, он уверен: не может быть. Поэтому он спрашивает:

      – Кто это сделал?

      И, упёршись в молчание, спрашивает снова:

      – Кто?

      – Это не я!!! – неожиданно изо всех сил кричит Алексей.

      Мхов тупо глядит на сына, дескать, чего разорался-то?

      – Кто? – безнадёжно настаивает он.

      – Да Лёшка это, – тихо роняет Мария. Она уже не плачет, смотрит на сына снизу вверх со страхом, и как будто не узнавая.

      – Это не я! – снова кричит Алексей! – Не я! Не я! Не я!

      – Когда ветер поднялся, – монотонно говорит жена, – мы в дом перешли. Я стала на кухне накрывать, Даша со мной была.

      – Где Дарья? – вскидывается Мохов.

      – В доме. Ну вот. А он, – Мария кивает на сына, – вышел.

      – Пап, я тебя посмотреть пошёл! – Алексей вцепляется в перила. – К воротам!

      – Потом я услышала визг Дорсета. Нет, крик… Страшный. – Голос жены срывается. – Потом тишина.

      – Я тоже услышал!

      Алексей всем телом подается вперед, глядя на отца умоляюще.

      – Я побежала посмотреть. Дорсет… там… И он…

      – Я первый прибежал! И первый увидел!

      Сын уже плачет.

      Мхов стоит молча, словно вспоминая что-то. Вспомнил. Поворачивается, быстрым шагом доходит до бассейна, поднимает с земли окровавленный молоток и так же быстро возвращается обратно. Показывает Алексею.

      – Это что?

      – Молоток, – проговаривает сын сквозь слезы. – Там лежал.

      – Боже, – роняет Мария.

      – Откуда молоток?

      – Из… из…

      – Мастерской, – договаривает за Алексея Мхов.

      – Я не убивал!!! – надрываясь, кричит сын. – Папа! Почему ты мне не веришь?! Я же тебе никогда не врал!

      – Ты что, уже там, в гараже, спланировал? – быстро спрашивает Мхов, сам поражаясь, как дико и глупо это звучит. – Почему? Из-за чего? Из-за этой железки?! При чем же тут собака, засранец?!!

      Нервы у Мхова наконец сдают. Он с силой швыряет тяжёлый молоток на ступени крыльца, мелкие осколки красного мрамора летят во все стороны.

      Сын уже ничего не говорит, он захлёбывается рыданиями, вслед за ним снова принимается рыдать жена.

      Второй день, понедельник

      – Сознавайся, сука! – в который раз повторяют человеку, сидящему на красно-бархатном золоченом троне. Трон стоит посреди обширного подвала, в подвале зябко, пахнет сырым камнем.

      Человек этот, хоть и сидит на троне, не похож на короля, он вообще уже чёрт знает, на что похож. Его ноги туго привязаны к ножкам трона, руки – к подлокотникам, лицо основательно раскурочено, белки выкаченных глаз заплыли кровью. Рубашка на нём разорвана, грудь