Ошибка молодости (сборник). Мария Метлицкая

медсестре не сказала. «Сдохну – и славно! Как будет хорошо!»

      А ночью начался бред и судороги. Соседки вызвали дежурного, и ее перевели в отдельный бокс.

      Через пару дней принесли записку от свекрови. Та высказывала Любе сочувствие и делилась своими переживаниями – за нее. О ребенке там не было ни единого слова.

      Люба сползла с постели и вышла в коридор. Голова закружилась, она только успела выкрикнуть:

      – Помогите!

      Врач Инна Ивановна сидела на краю кровати и гладила ее по руке.

      – Нет, мальчик жив. Про то, что здоров, говорить не будем. Физически чуть окреп, самую малость. Да, в кювезе, но аппарат отключили – раздышался, слава богу. А ты, – она сдвинула брови, – должна держаться! Слышишь? Другого выхода просто нет. Кто, если не ты? Мужики, они, знаешь, девочка… За себя-то частенько не отвечают! А тут за больного ребенка! На мужа не рассчитывай. Струсит. Молодой, трясется, как заяц, аж пот по лицу льется. А свекровь твоя… – Врач помолчала. – На нее не надейся. Не нужны ей ни ты, ни дитя. Так она мне и заявила. Поэтому спасешь его ты и только ты, поняла? Ты, как я знаю, сирота? Детдомовская?

      Люба кивнула.

      – Тетка есть в Казани, сестра отца. Но она и меня-то не взяла, когда родители погибли. Так, навещала в интернате иногда. Овсяное печенье и леденцы привозила.

      Инна Ивановна стояла у окна и молчала.

      Потом повернулась и спросила:

      – Что делать-то будем, девочка?

      – Жить, – тихо ответила Люба.

      Инна Ивановна улыбнулась:

      – Вот теперь я вижу: у тебя будет все хо-ро-шо. – Она кашлянула и смущенно бросила: – Пойду покурю. Страшное дело – зависимость.

* * *

      Она вышла из роддома через месяц – одна, без сына: мальчика перевезли в больницу еще на три месяца.

      С мужем они не разговаривали. Совсем. Он прятал глаза и старался убежать из дома. Свекровь, придя с работы, однажды жестко бросила:

      – А суп не могла сварить? Или хотя бы картошки? Все работают, между прочим. Все делом заняты! Кроме тебя! Валяешься целый день с опухшей мордой и себя жалеешь! А лучше бы мужа своего пожалела! Уж он-то с тобой влип по уши! С тобой и с твоим… – она замолчала, бросила в мойку чашку. Та с жалобным звуком звякнула и разлетелась на мелкие осколки.

      – Моим? – переспросила Люба. – А к вам он отношения не имеет? Ваш собственный внук?

      – Внук? – свекровь рассмеялась мелким, дробным смехом. – Нет, милая! Он мне не внук! В нашей семье никогда уродов и инвалидов не было!

      – Были! И есть, – ответила Люба. – Вы и ваш сын, к примеру.

      Свекровь резко развернулась и хлестко ударила ее по лицу.

      Мальчик все время спал. Плакал так тихо, что казалось, под шкафом пищит мышонок. Ел по капельке, отворачивался от бутылки и жалобно морщил нос. Даже пустышку не мог удержать. Она подкладывала под щечку свернутую пеленку. Тонюсенькие, как прутики, ручки. Словно две палочки, бледные ножки. А вот волосики были густые, светлые, заворачивались в запятую на затылке. И глаза удивляли – серые, огромные,