Капитан Филибер. Андрей Валентинов

подсказал я.

      Ноги в полосатых штанинах нервно задергались.

      – …У нас очень строгий отбор. Очень, очень строгий… А-а-а… Если бы вы – или чины вашего, как вы утверждаете, отряда Зуавов, имели бы рекомендации от кого-то из сотрудников генерала… а-а-а… Алексеева…

      – От Чернова не подойдут? – наивно уточнил я. – Рекомендации?

      Я не шутил. Посланец от Виктора Михайловича Чернова, спикера Учредилки и несостоявшего президента России, приезжал в отряд на прошлой неделе. Эсеры не забывали своих. Оружие лишь пообещали, но деньги вручили вполне реальные.

      Однорукий прапорщик Веретенников, ныне командир 2-й Социалистической роты, ходил гоголем и требовал поднять красный флаг на башне бронеплощадки.

      Кажется, с Черновым я пересолил. Китель дернулся, привстал… Я перевел взгляд на его штаны и принялся считать полоски.

      – В любом случае, господин Кайгородов, прием в Добровольческую армию осуществляется в индивидуальном порядке. Ни о каких отрядах и речи быть не может, равно как о каком-либо «сотрудничестве». Чины вашего… Ваши, пардон, Зуавы должны явиться сюда для личного собеседования. Тех, кто будет достоин…

      Я подождал, но договаривать Китель не стал. Даже «а-а-а…» не удостоил.

      – Штаны погладьте, – посоветовал я и повернулся через правое плечо.

      «Белая гвардия! Путь твой высок…» Ага!..

* * *

      Возле входной двери кто-то заботливо пристроил старое ведро, от которого за десять шагов несло окурками. Рядом скучал колченогий стул. Я нерешительно остановился, полез рукой в карман полушубка, нащупал твердую пачку. Курить на морозе не хотелось, в конце концов, меня никто не торопит.

      Стул я проигнорировал, предпочтя широкий низкий подоконник. Размял папиросу, сложил гармошкой, достал пленного «австрийца»…

      Щелк!

      Черт меня сюда понес на Барочную! О чем я думал договориться с этими Голицыными и Оболенскими, с этим Kornilov’s Traveling Band? У них-то и армии нет, разговаривать надо с Донским правительством, с Калединым…

      У которого, впрочем, тоже с войсками декохт.

      Входная дверь хлопнула, но я даже не повернул головы, глядя в мутное, давно не мытое окно. Еще один, «доброволец», поди. А мне что тут делать? Не иначе переслушал в детстве про «Четвертые сутки пылает станица…». Стоп, какая станица? Детство – это «Неуловимые мстители», про поручика с корнетом я впервые услыхал только после первого курса, в экспедиции. «Белая романтика» вспомнилась с эполетами и аксельбантами? Гены требуют, из глубины хромосомин взывают? Какие требуют, а какие совсем наоборот. Что бы сказал мой дед-Кибальчиш? Страшно представить!..

      – Разрешите прикурить?

      – Да, конечно…

      Не глядя, протянул зажигалку-трофей, потом все-таки обернулся. Некто ушастый и усатый в теплой зимней фуражке не слишком умело сворачивал «козью ногу». Я сочувственно вздохнул, извлек из кармана «Salve»:

      – Барских не желаете?

      – О! Крайне признателен, сударь! Только с позиций,