Маленький лорд Фаунтлерой. Фрэнсис Бёрнетт

один из нас получил солнечный удар! – вымолвил он.

      – Нет, – возразил Цедрик, – но мы волей-неволею должны примириться с этой мыслью, мистер Гоббс. Мистер Хевишэм нарочно приехал из Англии, его послал мой дедушка, чтобы сообщить нам это.

      Мистер Гоббс растерянно глядел на невинное, серьезное личико мальчика, стоявшего перед ним.

      – Кто твой дедушка? – спросил он наконец.

      Цедрик сунул руку в карман и осторожно вынул оттуда небольшой лист бумаги, на котором было что-то написано крупным, неровным почерком.

      – Я никак не мог запомнить, а потому записал на бумаге, – ответил он и принялся читать написанное: – Джон Артур Молинё Эрроль, граф Доринкорт. Вот его имя, и живет он в замке – и не в одном, а, кажется, в двух или трех замках. И мой покойный папа был его младший сын, и я не был бы теперь лордом или графом, если бы папа остался жив, а он, в свою очередь, также не был бы графом, если бы его братья не умерли. Но они все умерли, и в живых из мужчин остался только я – вот почему я непременно должен быть графом, и дедушка зовет меня теперь в Англию.

      С каждым словом лицо мистера Гоббса краснело все больше и больше, он тяжело дышал и то и дело отирал платком свой лоб и лысину. Только теперь начинал он понимать, что случилось действительно кое-что особенное. Но когда он глядел на маленького мальчика, сидящего на ящике с выражением наивного детского недоумения в глазах, и убеждался, что, в сущности, он нисколько не изменился, а остался все таким же хорошеньким, веселым и славным мальчуганом, каким был вчера, то вся эта история с титулом показалась ему еще более странной. Его удивляло и то обстоятельство, что Цедрик говорит об этом просто, по-видимому не понимая даже, насколько все это поразительно.

      – Ну-ка, повтори, как тебя зовут? – спросил он наконец.

      – Цедрик Эрроль, лорд Фаунтлерой, – ответил тот. – Так назвал меня мистер Хевишэм. Когда я вошел в комнату, он сказал: «А, так вот каков маленький лорд Фаунтлерой!»

      – Ну, – вскричал мистер Гоббс, – черт меня побери совсем!

      Это восклицание являлось всегда у мистера Гоббса выражением сильнейшего волнения или удивления. В данную минуту он не мог бы даже подыскать других слов.

      Впрочем, сам Цедрик находил такое заявление вполне естественным и подходящим. Он так любил и уважал мистера Гоббса, что восхищался всякими его выражениями. Он слишком мало бывал в обществе, а потому не мог понять, что некоторые восклицания мистера Гоббса не вполне отвечали строгим требованиям хорошего тона. Он, конечно, понимал, что речь его мамы несколько отличается от речи мистера Гоббса, но ведь мама – дама, а дамы всегда отличаются от мужчин!

      Мальчик пристально посмотрел на мистера Гоббса.

      – А Англия далеко отсюда? – спросил он.

      – Да, надо переплыть Атлантический океан, – ответил мистер Гоббс.

      – Вот это самое худшее, – вздохнул Цедрик. – Мы долго не увидимся с вами – и эта мысль меня очень огорчает!

      – Ну, что же делать – самые близкие друзья расстаются…

      – Да, мы были друзьями много лет подряд, не правда ли?

      – Со дня твоего