Безмятежные годы (сборник). Вера Новицкая

Вообще все в этот вечер были особенно веселенькие и миленькие.

      Наконец, начальство – опять-таки генералы – съехались и порасселись. Первой вышла одна девочка второго (предпоследнего) класса и сказала по случаю юбилея какие-то стихи своего собственного сочинения. С одного раза я их не запомнила, знаю только, что закончила она так:

      …Здесь, в этом храме просвещения,

      Еще на много, много лет.

      Конечно, уж дурного ничего не говорила, а всех и все восхваляла!

      Ей очень аплодировали. Потом хор пел «Века возвеличат тебя…».

      Затем одна большая девочка сказала прелестное стихотворение «Стрелочник». После этого шесть «шестушек» говорили басню «Гуси». Это было ужасно мило!

      В шестом «Б» есть две пары близняшек – одних фамилия Казаковы, других – Рябовы. «Казачки» толстенькие, черненькие, а «Рябчики» худенькие, белобрысенькие. Вот они и были «гуси», два черных и два белых. Очень смешно, когда они все четверо за «гусей» кричат: «Да наши предки Рим спасли!» Важно так! Пятая девочка была за прохожего, шестая за рассказчика. Чудесно вышло. Публика смеялась и много аплодировала. Потом играли на рояле, опять пели, опять и опять декламировали.

      Но вот второе отделение. В первую голову наши «Бабушка и внучек». Дрожат, трясутся! Ничего, взобрались благополучно, чуть-чуть потолкались, но все-таки реверанс все трое разом сделали. Штофик была премилый мальчуган, и вышло страшно симпатично, когда она положила свою головенку на плечо бабушки Любы и заговорила:

      Нет, бабуся, не шалил я,

      А вчера, меня целуя,

      Ты сказала: будешь умник,

      Все тогда тебе куплю я.

      – «Ишь ведь память-то какая…» – растягивает Люба, и так это мило они говорили, просто чудо.

      Опять пели, играли, декламировали – и по-французски, и по-русски. Моя очередь приближается… Мой номер последний… И жутко, и весело-весело, сердце бьется тук-тук, даже слышно…

      – Ну, Муся, идите, – говорит Евгения Васильевна и тихонько подталкивает меня к эстраде.

      – Страшно, ой страшно, Евгения Васильевна! – шепчу я.

      – Вот тебе и раз! Муся трусит! Вот не думала. Ну, с Богом!

      Я поднимаюсь по ступенькам и тихонько крещусь около пояса, как всегда в классе, засунув руку под нагрудник передника.

      «Раз, два, три, четыре, пять, шесть», – про себя считаю я шаги, а рукой все делаю крестик на месте, где отсутствует нагрудник, затем приседаю, низко так.

      «Только бы не шлепнуться», – думаю я, а сердце тук-тук, тук-тук!

      – Какой чудный ребенок! – слышу я чей-то голос.

      – Quelle superbe enfant![64] – говорит еще кто-то.

      – Oh, le petit bijou![65]

      – Что за милая деточка! – раздается с нескольких сторон.

      И мне сразу делается так радостно, к горлу точно подкатило что-то, но не давит: мне легко, весело и совсем, совсем не страшно, только щеки сильно горят, уши тоже, а руки холодные, как лягушки.

      – «Мальчик у Христа

64

Какой великолепный ребенок! (франц.)

65

О, маленькая прелесть! (франц.)