Я выбрал бы жизнь. Тьерри Коэн

Виктория. – Вчера я пыталась тебя уложить, но ты стал отбиваться – и упал! Ударился головой о стойку кровати. Ты сказал, что все в порядке, но у тебя вскочила здоровенная шишка. Ты уснул, и я решила, что ничего страшного. Но ты все-таки ударился очень сильно. Надо было отвезти тебя в больницу!

      Это объяснение успокоило Жереми. Он запустил руку в волосы и действительно нащупал бугорок справа от макушки. На душе у него сразу полегчало. Физическая причина, удар… Наконец-то конкретный факт, хотя бы отчасти объясняющий ситуацию.

      Виктория взяла его под руку и осторожно усадила на край кровати – так обращаются со стариками. Глядя на нее, взволнованную, обеспокоенную, он укреплялся в мысли, что жив. Жив, но не здоров. И Виктория с ним и любит его.

      Страх отпустил, и Жереми захотелось кричать от радости.

      – Ты хоть что-нибудь помнишь? – спросила Виктория.

      – Абсолютно ничего.

      – Как мы в первый раз были вместе? – задала она следующий вопрос с лукавой улыбкой.

      – Для меня это было сегодня.

      Ее глаза округлились.

      – Эту квартиру? – продолжала она.

      – Впервые вижу.

      Понизив голос, она обратилась к нему, как к больному:

      – Сделай усилие. Как ты очнулся в больнице после попытки… И как выздоравливал у меня дома?

      – Нет. Я помню только самоубийство, а потом – нас с тобой сегодня утром. В промежутке – ничего.

      – Невероятно! Ты хочешь сказать, что ты и со мной впервые… Что ты только сейчас узнал, что мы с тобой…

      – Да.

      – С ума сойти! – воскликнула она, потом глубоко вздохнула и решительно поднялась. – Ладно, не беспокойся. Эта амнезия временная.

      – Временная и избирательная?

      – Что мы знаем об амнезии? – сказала она и направилась к телефону. – Я позвоню Пьеру, чтобы он отвез нас в больницу. И твой лучший друг будет с тобой, тебе это пойдет на пользу.

      Они стояли у его кровати. Жереми помнил Пьера. Он был из лицейской компании Виктории. Жереми знал тогда всех ее приятелей и классифицировал их по степени опасности. Самых красивых, самых обаятельных он ненавидел. Другие, не обладавшие таким козырем, как привлекательная внешность, самим своим существованием представляли угрозу. Виктория была достаточно восприимчива, чтобы не устоять перед сильным и своеобразным характером. Остальные были допущены «ко двору» за юмор, за добрый нрав. Пьер располагался между второй и третьей категорией. Он смахивал на Вуди Аллена. Славный парень, остряк, с умным взглядом, редкими волосами и заурядными чертами лица. Жереми помнился его хрупкий, чуть сутулый силуэт, частенько видневшийся подле Виктории на вечеринках. Она даже порой держала Пьера за руку, и Жереми завидовал ему, но и был благодарен за то, что тот заботился о ней, как он надеялся, бескорыстно.

      Жереми не знал, когда и как Пьер стал его лучшим другом. Его присутствие было удивительно. От его предупредительности и явной тревоги становилось не по себе.

      Пьер склонился к Жереми:

      – Слушай, дружище, я знаю, ты не любишь об этом говорить, но сейчас есть повод.

      Виктория с беспокойством смотрела на него, кусая