Ложь. Петр Краснов

рабочего. Высокие ботинки на завязках были старые, растоптанные, медные крючки блестели из-под края штанов. Все было чистое, но бедное, даже и не второго, а третьего сорта.

      – Куда же мы?

      – Я сняла для тебя комнату в пансионе. Тебе так спокойнее будет. Сейчас туда и поедем.

      Лиза подошла к такси и сказала адрес.

      – Может, дорого, на такси-то? – смущенно сказал отец. – Если не очень далеко, и пешком бы можно… Или на метро?

      – Пустяки, папа. Ты посылал мне деньги… Куда мне было их тратить… Тут, в Берлине, ты мой гость.

      Пестрые огни блистали по стенам домов, обрамляли окна и порталы дверей. В их свете несказанно красивы были цветы на подоконниках. Особенно красивыми показались лиловые окна, с зелеными полосками светящихся трубок. Лиза с восторгом оглядывала площадь:

      – Не правда ли, папа, как сказка, мой Берлин?.. И как тут уютно!..

      За площадью пошли тихие, темноватые улицы. Реже стали светящиеся вывески реклам. Стало безлюдно.

      На большой площади, где было тихо, где был сквер, и дома были озарены призрачным светом луны, а сама луна висла в небе, как китайский фонарь, каретка остановилась. Лиза ключом открыла наружную дверь, надавила кнопку света, и они стали подниматься на третий этаж. Лиза провела отца в его комнату:

      – Вот, папа… Спи спокойно… Устал, бедненький, с дороги. Утром тебе дадут чай или кофе, что хочешь, а завтракать и обедать ты будешь у тети Маши. Отдыхай хорошенько. Завтра в одиннадцать я приду за тобой…

      Комната была большая и глубокая. Чем-то напомнила она Акантову Петербургские меблированные комнаты. В незанавешенное окно видна была площадь. Месяц в серебристой дымке на темном небе, большие дома, зелень кустов под окном.

      Акантов спустил штору и стал раздеваться.

      «Славная выросла у меня дочка», – думал он, – «и, кажется, добрая девушка»…

      IV

      Тетя Маша встретила Акантова с распростертыми объятиями:

      – Ну, покажись… Как тебя обработала жизнь… Господи, шестнадцать лет не видались… Да и тогда… Разве это свидание было?.. И горя-то, горя сколько!.. Я, Лиза, твоего отца помню еще статным таким молодчиком… Золотые погоны, фуражка с малиновым кантом. Стрелок… Кем ты был тогда, когда бывал у нас в доме?.. Капитан?.. Твой папа, Лиза, знал меня еще маленькой девочкой. Пойди, Лиза, достань твои альбомы…

      Марья Петровна и Акантов остались вдвоем. Большие комнаты с тяжелой роскошью немецкого убранства смущали Акантова. Отвык он от простора, от мягкой мебели, от ковров, от шелковой обивки, от картин в широких лепных золотых рамах, и хороших мастеров картин, от бронзы и фарфора.

      – Ну, что же?.. Сядем… Как нашел ты Лизу?..

      – Что могу я сказать?.. В ножки тебе должен поклониться. Красавица дочь.

      – Это уже не от нас. Такая уродилась… Сестра моя была много красивее меня. Ну, сделали, Егор Иванович, все, что могли, чтобы сохранить ее русской. Как видишь – говорит без акцента… Пишет грамотно. Но, каюсь, – это и все.

      – Что она?.. Бывает она в церкви?.. Как ее душа?.. Внутреннее