Ложь. Петр Краснов

и глаза их прояснились.

      – Магда, – влюбленным вздохом прошептал Белоцерковский.

      – Государь отрекся… Государя арестовали… Государя истязали и убили… Моя, господа, была обязанность не допустить до этого?..

      Магдалина Георгиевна опять сделала длинную паузу, и с силой сказала:

      – Это была ваша обязанность, господа!.. Я служила искусству. Мое искусство – будить чувства, заглядывать в глухие, на замок замкнутые, тайники человеческой души… Я заглянула в эти страшные дни в ваши, офицерские души, и поняла… Вы ничего уже не могли сделать…

      И снова было молчание и тишина, но тишина стала напряженной и страшной. Кое-кто тяжело вздохнул. Было душно в низкой бревенчатой столовой деревенского трактира. От нескольких керосиновых ламп, висевших под потолком, было яркое, нелепое освещение. В нем высокая женщина, стоявшая в голове стола, казалась по неземному красивой и, вместе с тем, зловещей.

      Магдалина Георгиевна продолжала тихим голосом:

      – Это, господа, я не тост говорю… Я вспоминаю… И стараюсь объяснить… Не вам, но себе объяснить… И вот, я вспоминаю самое, самое ужасное. Ужаснее теперешнего, ибо то было начало… До жути ужасное…

      Магдалина Георгиевна перевела дыхание. Точно трудно ей было говорить: задыхалась она.

      – Это было при временном правительстве… Когда была бескровная революция… Когда наша интеллигенция взяла у Государя и его министров бразды правления… Тогда… Солдаты убивали своих офицеров и уходили с фронта… Тогда был Калущ и Тарнопольский небывалый погром… Помню… летом ужасного этого года, 1917-го года, ехала я, как сестра милосердия, на фронт. Глухая ветка где-то между Минском и Овручем. В пустом вагоне, в отделении второго класса, – я и какой-то армейский штабс-капитан. Лицо совсем молодое – волосы седые. Мы разговорились. Время было такое, каждый искал сочувствующую душу. Офицер вынул бумажку и прочел мне стихи: – «Молитва офицера»… Я сказала, что я артистка и читаю стихи с эстрады. – «Возьмите их», – сказал офицер. – «Это ваши стихи?». – «Нет». – «Чьи же они?». – «Не знаю»… – «Они вам нужны?». – «Нет, меня все равно убьют солдаты»… – Я нигде потом не видала этих стихов в печати… Я читала эти стихи везде, где то было можно. Публика плакала… Мне часто были неприятности из-за них… Хотите, я прочту их вам?

      – Просим!.. Просим!.. – раздались дружные голоса. Стало еще тише в трактирной столовой. Из поселка, издалека, доносилась солдатская песня. Но она не портила настроения молитвенной тишины, наступившей в столовой. Магдалина Георгиевна подняла кверху глаза:

      – Молитва офицера, – сказала она и, после секундного молчания, начала читать стихи:

      Христос Всеблагий, Всесвятой, Милосердный,

      Услыши молитву мою…

      Услыши меня, мой Заступник Усердный:

      Пошли мне погибель в бою!..

      Смертельную пулю пошли мне навстречу

      Ведь, благость безмерна Твоя…

      Скорее пошли мне кровавую сечу,

      Чтоб в ней успокоился я…

      На