Осенний призрак. Монс Каллентофт

мыслимых расцветок.

      – Ты ведь не отказался бы от такой?

      – Что ты думаешь о нем? – спрашивает Юханссон.

      – О Петерссоне?

      – Нет, о Господе Боге. О Петерссоне, конечно.

      Юханссон смотрит на Линдмана, разглядывая горестные морщины вокруг его глаз и рта, глубокие борозды на лбу. Он знает, что Ёте долгое время жил один, с тех пор как пятнадцать лет назад от него ушла жена. Она ездила на конференцию в Стокгольм и там совсем спятила, так что не смогла больше оставаться в сельском доме. Кто-то, должно быть, хорошо вправил ей мозги там, в Стокгольме. А потом он встретил русскую, экспортный экземпляр.

      – Что я думаю о нем? – переспрашивает Линдман, причмокивая губами. – Он, похоже, не собирался отменять аренду. А насчет всего этого дерьма, что мы должны являться по первому его зову, как холопы какие-нибудь… Ну что здесь скажешь?

      Юханссон кивает.

      – Ты знал его раньше? – спрашивает Линдман спустя некоторое время.

      Ингмар качает головой.

      – Он как будто вырос в Берге. О его делах я не слышал ничего. Я никогда не интересовался такими вещами.

      Юханссон смотрит на блестящие глаза гигантских медведей. Неужели там настоящие алмазы?

      – И ему понадобился непременно этот замок.

      – Может, он за что-то зол на графа?

      – Да, на такого есть за что злиться.

      Они останавливаются в одной из комнат и смотрят друг на друга.

      – Ты слышишь что-нибудь? – спрашивает Юханссон.

      Линдман кивает.

      Снаружи доносится отчаянный собачий лай.

      – Она чем-то напугана, – замечает Ёте.

      Оба стоят в молчании еще некоторое время, прежде чем подойти к окну.

      Проплывающее мимо низкое облако на глазах развеялось туманом и мелкими каплями осело на стекле. Ёте и Ингмар ждут, когда это облако, или туман, рассеется, и слушают тревожный собачий лай. Потом озирают окрестности: ельники, сосны, поля. Полоса тумана застилает ров.

      – Красиво, – замечает Юханссон. – Ты видишь собаку?

      – Нет.

      – Да, я понимаю графа, любившего эту землю.

      – Должно быть, ему неуютно в городе.

      Ингмар Юханссон ухмыляется и переводит взгляд во двор. Внизу, на присыпанном гравием склоне замкового холма, стоит «Рендж Ровер» Петерссона и автомобиль, на котором они приехали. Но вот туман надо рвом рассеивается, и они замечают собаку, чье темное тело вздрагивает каждый раз, когда она поднимает голову к небу и лает.

      – Она кого-то видит, – говорит Линдман. – Может, косуля упала в воду?

      Вода во рву черная, тихая. По берегам слабо мерцают зеленые фонари.

      «Здесь что-то не так. В воде есть что-то, чего там не должно быть. И это не косуля», – думает Ёте.

      Собака смотрит вниз, потом снова раздается отчаянный лай.

      В черной воде плавает что-то желтое. Неясный, словно пульсирующий, желтый круг мелькает перед ослабевшими с возрастом глазами Линдмана.

      – Что это плавает там во рву, Юханссон? То, светлое, на что лает собака?

      Ингмар Юханссон глядит в воду.

      Ров