Реквием машине времени. Василий Головачев

То же самое случилось, очевидно, и с Валерой…

      Погода не менялась. Целыми днями моросил мелкий, занудливый дождь, превративший дорогу в грязевой поток. Все ходили мокрые, измазанные торфом, глиной и зеленью. Одежда не успевала просыхать за ночь, и приходилось с отвращением натягивать на себя распаренные сырые брюки, рубашку и куртку. Один Гаспарян сохранял вид «столичной штучки» и ходил сухой, словно переодевался каждый час.

      Тая раздобыла где-то палатку и переносила тяготы походной жизни вместе с остальными, не обращая внимания на уговоры новых друзей «беречь здоровье в городе».

      – Всем известно, что на природе здоровей, – смеялась она.

      Когда в четверг, на шестой день пребывания ученых у паучьего «города», Костров вернулся с вечерней бесплодной прогулки, Таи в палатке не было. Обнаружив, что Ивашуры тоже нет, он швырнул в угол свою куртку и принялся насвистывать невеселую мелодию, прикидывая, где в это время может находиться начальник отдела.

      – Паук укусил? – негромко осведомился Рузаев.

      – Если бы, – вздохнул Костров, залезая в сырой спальный мешок. – Миша, извини за любопытство, ты женат?

      Рузаев помолчал.

      – Второй любопытный. Неужели я так плохо выгляжу?

      – Да нет, – смутился Костров. – Я вообще…

      – Ну, если вообще, то прощаю. Кстати, как у тебя с Таей?

      – А никак… не знаю, как. Мы, по сути дела, незнакомы. Закончим расследование и разъедемся в разные стороны…

      Рузаев несколько минут размышлял.

      – Знаешь, парень, – сказал он наконец серьезно. – Есть одно мудрое изречение: «Научи меня, Господь, спокойно воспринимать события, ход которых я не могу изменить, дай энергию и силу вмешиваться в события, мне подвластные, и научи мудрости отличать первые от вторых».

      Рузаев поворочался и затих.

      – Философ! – раздался из-под одеяла глухой голос Гаспаряна: он тоже не спал. – Научил мудрости… Внемли, Иван, иной раз и философ может дать хороший совет.

      Костров улегся и стал смотреть на полог палатки, освещенный прожектором. Неподалеку слышались голоса, позвякивание, фырканье мотора, шаги: жизнь военного лагеря шла своим чередом.

      Не каждому дано мыслить глобально, думал Костров, вспоминая свои поступки, разговоры, решения. Не от этого ли появляется иногда смутное недовольство собой, мелкостью собственных желаний и решаемых проблем? Ну хорошо, допустим, Игорь Ивашура масштабней, умнее, сильнее и так далее, допустим. Означает ли это, что на его фоне я выгляжу бледно? Или он колдун, раз Тая все чаще обращает на него внимание? Научи меня, Господь, спокойно воспринимать события… неподвластные мне события… А какие события мне неподвластны? Разве я не могу изменить положение в свою пользу? Впрочем, изменять пока нечего, не надо спешить с выводами. Ивашура не настолько слеп, чтобы не заметить красивой девушки, а если он все-таки ее не замечает, то это не его идеал… И хватит об этом! Миша дал прекрасную идею, и единственная его ошибка в том, что на Господа Бога уповать не надо. Если я не научу себя сам, никто