Пламенеющий воздух. Борис Евсеев

Селимчика, и тогда он попросит вас об одном одолжении… А записи станут подтверждением вашего тесного вовлечения в проект… Заодно учтите: Дроссель – «губэшник».

      – Не понял?

      – Ну по губам он раньше угадывал! В известном ведомстве служил. Понимаете? Так что вы рот ладошкой прикрывайте… Вообще-то Дроссель не злой. И не так чтобы часто доносит. Просто его соблазняет сама возможность вывести всех нас на чистую воду. Да-да! Деньги и звания ему не нужны. Здесь он светлей херувима. Зато нужно ему – изобличать и ловить! И потом медленно растирать в порошок… Он может о ваших словах и поступках никому и не сообщать, но сам-то вопьется проволокой… Поэтому при Дросселе про Трифона – ни вслух, ни шепотом! Да, вот еще… Дроссель не верит в эфирный ветер. А я – верю. Сильней Селима, сильней Ниточки, сильней даже, чем Трифон! Я верю, и вы поверите. И, надеюсь, поможете нам. Потому что нет в мире ничего…

      Здесь на Колиных ресницах затрепыхалась слеза, и он опять, как большеглазый, но не такой уж ловкий кузнечик, куда-то упрыгал. Наверное, в туалет: умываться, оправляться.

      Я поплелся к Леле. Ее комната располагалась в конце коридора у лестницы. Я надеялся возобновить вчерашние двусмысленные разговоры и после них предложить Леле сходить еще раз в кино, а может, и в ресторан. Не все ведь одни «Справки» по вечерам размалевывать!

      Однако на Лелином месте сидела другая девушка. Моложе и прекрасней. Девушка была белокурой, коротко стриженной, со слабеньким румянцем на скулах и неправдоподобно яркими, пылающими темным огнем глазами. Нос ее был так мал, что на лице почти не выделялся. Но это полу-отсутствие девушку ничуть не портило. Даже прибавляло ей притягательности.

      Оглядев меня с головы до пят, девушка вдруг сказала:

      – Дайте мне денег в долг.

      Я вынул из кармана и молча протянул ей пятьсот рублей.

      – Этого мало, – заявила девушка, – дайте еще. Но если, конечно, у вас больше нету… Как-нибудь обойдусь и пятью сотнями.

      Сдержанно поклонившись, я вынул и положил на стол вдобавок к пятистам еще тысячу.

      Тут девушка вскочила на ноги, оббежала стол и сунула эти полторы тысячи в нагрудный карман моего пиджака.

      – А вы, оказывается, ничего. А говорили – жадный старик! И не скелет вовсе… Я вас испытывала. Тут про вас уже наговорили всякого.

      – Врете, наверно. Меня здесь толком никто не знает.

      – Это как сказать. Планы-то с вами большие связывают. Правда, мне про эти планы особо не сообщают. А звать меня Женчик. Так с первого дня здесь прозвали… Зарплату мы здесь, – вдруг прерывисто вздохнув, добавила девушка, – чепуховую получаем. Правда, выдают все-таки. Но это потому, что Дроссель наш Путина как огня боится. Он думает, Путин возвратился, чтобы всех сажать. А кое-кого и кастрировать. Но дело, конечно, не в зарплате. Нам на главный эксперимент, на замеры в стратосфере и в космосе – денег не хватает! Ну, опять я про деньги… Поехали – за Волгу. На пароме! Там сейчас хорошо, свежо…

      – А Леля? – я постарался придать голосу оттенок равнодушия.

      – Леля