Пассажир. Жан-Кристоф Гранже

проступила усталость. Всего на несколько секунд, но он утратил самоконтроль. Застыл перед машиной с ключами в руке. Но уже в следующее мгновенье снова расправил плечи и решительно надавил на кнопку брелока.

      – Я не понимаю, к чему все эти вопросы. Если Филипп умер от передозировки, почему его смертью интересуется судебная полиция?

      – Дюрюи действительно умер от передоза, только это было убийство. Кто-то ввел ему в вену смертельную дозу героина. Чрезвычайно чистого героина. А потом ему раздробили лицо, нахлобучив на шею голову быка.

      Тио только что открыл багажник. Анаис увидела, как он побледнел, и испытала удовлетворение. Вся докторская самоуверенность таяла на глазах.

      – Что это было? Серийное убийство?

      В наши дни это словосочетание у каждого на слуху. Как будто речь идет о хорошо известном социальном феномене. Так сказать, нечто среднее между безработицей и профессиональным самоубийством.

      – Если это серия, то она только что началась. Он рассказывал вам про своих дилеров?

      Врач забросил сумку в багажник и резким движением захлопнул его.

      – Никогда.

      – Когда вы видели его в последний раз, не говорил ли он, что у него появился новый дилер? Поставляющий героин высшего качества?

      – Нет. Напротив, он казался как никогда полным решимости соскочить с иглы.

      – После этого вы с ним виделись? В другой обстановке?

      Тио открыл дверцу машины.

      – Нет, ни разу.

      – Мы проверим, – пообещала она, засовывая руки в карманы.

      И сейчас же пожалела о своих словах. Так мог говорить только полицейский. Дерьмовый полицейский. Врача не в чем подозревать. Своей фразой она хотела только припугнуть его. Каждому полицейскому известно это искушение властью.

      Врач облокотился о дверцу машины.

      – Вы делаете все, мадемуазель, чтобы вызвать во мне антипатию, но, несмотря на это, вы мне симпатичны. Вы – девочка, сердитая на весь мир. Как и все те, кого я раз в неделю принимаю в диспансере.

      Анаис скрестила руки на груди. Сострадательный тон доктора понравился ей еще меньше надменного.

      – Открою вам один секрет, – продолжил он, наклоняясь к ней. – Знаете, почему я дежурю в диспансере, хотя ко мне в кабинет стоит очередь из самой обеспеченной публики Бордо?

      Анаис не двигалась с места, лишь притопывала одной ногой и молча кусала губы. Действительно, маленький злобный зверек.

      – Мой сын умер от передоза в семнадцать лет. А я ни о чем даже не подозревал. Если бы мне сказали, что он курит травку я рассмеялся бы тому человеку в лицо. Как по-вашему это достаточное основание? Я не в силах ничего вернуть или исправить. Но я могу помочь нескольким соплякам, когда им очень плохо. И это лучше, чем ничего.

      Хлопнула дверца. Анаис смотрела, как «мерседес» скрывается за деревьями и тает в сумерках. Ей вдруг вспомнился скетч Колюша о полицейских. Его голос, произносящий: «Да, я знаю, я немного похож на придурка». Можно подумать, он говорил это лично ей.

* * *

      21.00.

      Дежурство наконец-то