Пассажир. Жан-Кристоф Гранже

только усилился. На нее смотрели те же льдистые глаза, что у отца. Глаза, прикидывающиеся прозрачными, чтобы утопить тебя в своей глубине.

      – Это я.

      – Анаис Шатле. Капитан судебной полиции Бордо. Я хотела бы поговорить с вами о Филиппе Дюрюи.

      – А, Филипп! Понимаю…

      Он поставил ногу на скамейку и принялся завязывать шнурок. Творившаяся вокруг суета его словно не касалась. Анаис выждала несколько секунд.

      Доктор перешел ко второму ботинку:

      – У него что, неприятности?

      – Он умер.

      – Передоз?

      – Именно.

      Тио выпрямился и медленно, с видом фаталиста, покачал головой.

      – Кажется, новость вас не слишком удивила.

      – Зная, что он вкалывал себе в вены, удивляться не приходится.

      – Вы выписывали ему субутекс. Он что, пытался соскочить?

      – У него были периоды улучшения и ухудшения. Когда он был у меня в последний раз, мы дошли до четырех миллиграммов препарата. Выглядел он совсем неплохо, но особых надежд я не питал. И вот доказательство…

      Врач натянул пальто из плотной шерсти.

      – Когда вы видели Филиппа в последний раз?

      – Мне надо посмотреть свои записи. Примерно две недели назад.

      – Что вам о нем известно?

      – Не много. Раз в месяц он приходил на прием в диспансер. Собаку оставлял на улице. О себе особо не распространялся.

      – Как в диспансер? Разве вы принимали его не у себя в кабинете?

      Он застегнул деревянные пуговицы и задернул молнию спортивной сумки.

      – Нет. По четвергам я дежурю в квартале Сен-Мишель. В МПЦ. Это медико-психологический центр.

      У Анаис и так плохо укладывалось в голове, как этот лощеный буржуа соглашался впустить к себе в кабинет такого грязного побирушку, как Филипп Дюрюи. Но вообразить, что доктор Тио ведет в обшарпанном помещении диспансера прием местных отбросов общества, – нет, это было выше ее сил.

      Он как будто прочитал ее мысли:

      – Вас удивляет, что такой врач, как я, соглашается на дежурства в диспансере. Можете считать, что я делаю это для очистки совести.

      Он произнес это с нескрываемой иронией в голосе. Анаис чувствовала, как в ней поднимается волна раздражения. Царящий в раздевалке гомон мешал ей собраться с мыслями. Звуки, издаваемые этим стадом торжествующих самцов, счастливых, что они вместе, что могут смаковать сознание своей силы и богатства, так и лезли в уши.

      Тио меж тем продолжил:

      – Для вас, полицейских, да и вообще для всех левых, мы являемся источником всех зол. Что бы мы ни делали, мы всегда не правы. Ибо нами движет исключительно корысть или буржуазное лицемерие.

      Он направился к выходу, на прощание помахав рукой кое-кому из спортсменов. Анаис догнала его:

      – Филипп Дюрюи когда-нибудь рассказывал вам о своих родных?

      – Не думаю, чтобы у него была родня. Мне он, во всяком случае, ничего такого не говорил.

      – А друзья?

      – И друзей не