Феникс. Эдуард Арбенов

том свете все равно.

      – Молчи, – устало отозвался лейтенант. Покосился на горбоносого, разыскивавшего в куче шинели свое серое бобриковое пальто.

      – Нет, ты скажи, зачем взял его?

      – За тем же, что и ты Мустафу.

      – Он мусульманин. А этот… – Глаза круглолицего сверкали гневом. Свою злобу бросал горбоносому: – Этот…

      – Этот… человек.

      – Ой, плохо ты кончишь, брат…

      – Мы же уговорились с тобой кончить только хорошо… – пошутил лейтенант. Впервые пошутил. Без улыбки. С печалью какой-то в голосе.

      Круглолицый оглядел несколько шинелей. Все они показались ему недостаточно надежными: рассчитывал на годы. Взял свою, в которой пришел в это чистилище. Надел, оправил полы.

      – Послужит еще…

      Вышел.

      А горбоносый все копался, копался в ворохе обмундирования. Качал головой, задумывался. Минутами стоял, вперившись глазами в серую горку.

      Лейтенант окликнул его:

      – Ваша шинель здесь.

      – Шинель?

      – Да.

      Протянул горбоносому чье-то обмундирование, первое попавшееся на глаза.

      – Вот эта.

      – Н-нет.

      – Одевайтесь… – Мягко, как ребенку, пояснил: – Она. – И посмотрел с состраданием: – Пальто может вас снова привести туда… – Кивнул на дверь, за стену, где уже не слышались выстрелы, но рокотала машина и раздавались голоса пленных: грузили трупы.

      – Вы думаете?

      – Одевайтесь быстрее…

      Горбоносый вдруг все осознал. Мгновенно. И торопливо, плутая в рукавах своими неумелыми длинными руками, стал напяливать на себя гимнастерку, шинель. Шаровары и сапоги надел позже. Согнулся в три погибели, колесом, достал носок и натянул на него голенище.

      – Вы солдат… Просто солдат. Везли на передовую обед… И вас взяли…

      Горбоносый застегивал шинель и кивал, кивал.

      – Запомнили?

      – Слава богу, память еще не оставила меня… Слава богу.

      – Вы, наверно, бывали когда-нибудь в Азии?

      – Нет.

      – Где же?

      – Я родился в Харькове… Я мог бы и умереть здесь.

      – Думайте… Вспоминайте географию. Слушайте, что говорят другие…

      Снова кивал горбоносый, но теперь растерянно, испуганно…

      – Конечно… Конечно… я постараюсь…

      Лейтенант встал с земли – портянка мучила его долго, – одни дыры, перепрело все. Встал и протянул руку горбоносому.

      – Хочу, чтобы вы жили…

      Горбоносый ухватился за нее и со страхом и надеждой, как любой, брошенный на дороге, чужой, незнакомой дороге, прошептал:

      – Спасибо…

      – Мы никогда не увидимся… вы забудете меня, как только выйдете отсюда…

      Рука все еще была стиснута. И лейтенант осторожно, но настойчиво вытянул ее из цепких пальцев.

      – Как ваше имя? – робко спросил горбоносый.

      – У меня нет его…

      – Простите.

      С тоской и страхом, все с тем же страхом одинокого, отставшего от близких человека, горбоносый