Разведотряд. Юрий Иваниченко

сморщился, словно от зубной боли.

      – А я, между прочим, «Ворошиловский стрелок», я лучше всех в институте… – опережая его возражения, почти капризно повысила голос девушка.

      – Так! – хлопнул себя по коленям Аркадий Павлович, довольно неумело изображая решимость.

      Которой, правду сказать, ему никогда не хватало в семейном «домострое» – «девки» его крутили грозным кадровиком, как хотели.

      Он хлопнул себя по коленям, как, случалось, у себя в кабинете, когда ударом печати решал чью-нибудь судьбу, и подскочил с софы:

      – Никаких героических ополчений с одной винтовкой на троих! Никаких истребительных батальонов на день боёв! – почти взвизгнул Аркадий Павлович, так что Ирина даже отпрянула в угол софы. – Это никому не нужно! Сгорите как спичка! Вас не заметят ни немцы, ни даже… наши… – Он подошёл к окну, отдёрнул прожжённую солнцем тюлевую занавеску и продолжил гораздо мягче, привычно сдав на попятную: – Девочки, вам лучше перебраться в Гурзуф, к твоей сестре, Ира, и затаиться, дождаться нашего контрнаступления… А оно будет скоро, очень скоро, непременно будет… – сомнамбулически бормотал майор Пельшман, неловко и непривычно закуривая у форточки.

      Вообще-то, Аркадий Павлович курил в последний раз на задворках реального училища.

      Но затаиться не получилось. Нет, Ирина Пельшман, в девичестве Фуллер, не ослушалась мужа, не настояла, по обыкновению, на своём – всё-таки деваться и впрямь было некуда. И своенравная Настя не решилась бросить мать одну в бедламе, мало похожем на эвакуацию, скорее на бегство. Симферополь оставляли без боя, но…

      – Ничего, до драки дело дойдёт, ещё дойдёт… – цедила Настя сквозь зубы, помогая дворнику ведомственного дома грузить домашним скарбом телегу, где-то раздобытую верным Петровичем даже не за бешеные деньги.

      «Как быстро, сволочи, разуверились в советских рублях!» – брезгливо сжала губы Настя, глядя, как дрожащими пальцами мать перебирает содержимое ящиков в туалетном столике, – серёжки с бриллиантами, золотой гарнитур, жемчуг. Сама-то Настя ко всем этим мещанским побрякушкам относилась…

      Никак не относилась. Было что-то нафталиновое и смешное в «ярмарке тщеславия», которую устраивали между собой жены комсостава республиканского НКВД на каждом балу, то есть «торжественном заседании в честь…» И вот надо же… Архаическая, мёртвая мудрость вдруг ощерилась живой улыбкой какого-то знакомца из «Коммунхоза»: «Золото, оно при всяком Марксе, знаете ли, капитал!»

      Телегу наняли за верную валюту всех катастроф и революций, за золото. Как будто и не советские люди, обязанные помогать друг другу в военное лихолетье, сплотившись плечом к плечу. Впрочем, чему удивляться? Неспроста же стольких врагов, даже среди своих, выкорчёвывали сослуживцы отца…

      «Но ничего!.. Она ещё докажет… И этой “противной спекулянтской роже” тоже докажет, что не зря выбивала 49 из 50 в чёрной рогатой мишени на городских соревнованиях “ГОСО”. Придёт час разобраться кто